Не зря мой позывной – Леший. Сколько себя помню, наиболее комфортно я чувствую себя именно в лесу. Еще в детстве, когда другие ребята, заходя под своды деревьев, напрягались, боязливо озирались по сторонам – они воспринимали лес, как нечто живое, опасное и чуждое – я всегда чувствовал себя там, как дома. Да, живое, но не опасное и уж, тем более, не чужое. Лес окутывал меня теплотой и добром. Поэтому мой позывной не столько производное от имени, сколько является моей сущностью. Я, конечно, не дух этого огромного живого организма, а скорее его часть. И его чувствую, как часть себя.
Это имя, Леший, когда-то очень давно, еще в срочную службу, дал мне мой первый командир. Он заметил эту мою особенность – ориентироваться в совершенно незнакомой местности так, будто я тут родился. И он же дал мне рекомендацию для подготовки в разведподразделение ГРУ.
Так и повелось, теперь даже я чаще сам себя зову не Алексеем Ореховым, а просто Лешим. Как там было в известном фильме: «Мало ли в Бразилии Педро?!». А Леший – он один, по крайней мере, в определенных кругах. Леший в группе – это гарантия, что группа выйдет к указанной точке, выполнит задание и растворится в бескрайних просторах, и не важно, что они собой представляют: милые сердцу березки, непролазная тайга, пустыня или буйные джунгли. Конечно, помогают новомодные гаджеты, которыми напичкано снаряжение современного бойца: боевые планшеты и навигаторы. Удобно. Но почему-то именно в тот момент, когда они так нужны, – все эти мудреные приборы перестают работать. И тут наличие в группе бойца с таким внутренним чутьем является не столько полезным, сколько жизненно необходимым.
Джунгли тоже лес. Вычурный и обезумевший от вседозволенности, но лес. Поэтому правила поведения в обычной чаще работали и тут. Не лезь туда, где сомневаешься, не трогай то, чего не знаешь, крути головой на все четыре стороны – смотри, подмечай, запоминай. Правда, в джунглях головой крутить приходится во всех трех проекциях: смотреть, куда наступает твоя или нога бойца группы, чего касаются руки. Если можно отодвинуть ветку – отодвинь. Срубишь или сломаешь – лес обидится и, будь уверен, отомстит. И если в средней полосе дело может обойтись веткой по наглой морде или укусом осы, то джунгли ответят так, что можно просто не успеть попросить прощения.
Джунгли Либерии мне нравились. Они не так густы и непроходимы, как в Амазонии, и не так вычурны буйством форм жизни, как в Индонезии. Узкая, по меркам географии, полоска леса между пустыней с севера и саванной на юге. Каких-то полсотни километров шириной. Но все равно это был полноценный лес. Свободная страна, населенная рабами. Бывшая колония Соединенных Штатов, правительство которых так и не смогло отпустить свою бывшую собственность. Поселила их на свободной земле, назвав ее звучным именем, но, по сути, не поменяв для них ничего – ни жизнь, ни, самое главное, отношения к ней. И так же по-прежнему используя бедный народ, прикрываясь красивыми лозунгами и программами. Люди продолжал жить в трущобах, прозябая в бедности, а страна была напичкана секретными лабораториями и полигонами, спрятанными в дебрях джунглей.
По разведданным такую вот лабораторию нам надо было найти и… нет, упаси боже, ни в коем случае не уничтожить. Аккуратно взять в нежные руки и, как можно тише, выяснить, чем там занимаются яйцеголовые умники из славных юнайтедов. Спецы-аналитики, порывшись в доступных бумагах, выдали неутешительный вердикт – это биологическая лаборатория, занимающаяся генной инженерий и вирусологией. И как дальше ни копали, подобраться ближе не смогли. Степень секретности этой внебрачной дочери американского министерства здравоохранения была наивысшей, что навевало очень грустные мысли: мы имеем дело с биологическим оружием. Поэтому, если кратко, то задание было простым, как утюг: найти, проникнуть с минимальным количеством жертв, изъять образцы, документы, желательно, бережно унести на руках одного из специально обученных умников и раствориться в милых моему сердцу джунглях. На все про все – три дня.
Наш транспорт, замаскированный под сухогруз, стал на якорь в нейтральных водах Сьерра-Леоне, недалеко от западной границы незалежной Либерии, демонстрируя бурные ремонтные работы после небольшого шторма, которые в этих широтах были обычным явлением. Сьеррские пограничники, походив вокруг да около голодными котами, покосились на греческий флаг, под которым мы шли – все-таки государство Евросоюза, – предложили помощь в починке и, получив вежливый отказ, убрались восвояси. Предъявить нам было нечего – их границу мы не нарушали, да и бумаги, если что, были в полном порядке. Осталось только дождаться ночи и, пройдя вдоль границы на катерах, высадиться на побережье Либерии.
Верный признак: чем проще выглядит задание, тем больше вероятность, что все пойдет не так. И для пущей наглядности этого постулата, начальство добавило в группу своего умника – специалиста по биологическому оружию. Маленький тщедушный паренек в нескладно сидевшем на нем лесном камуфляже полностью опровергал выражение, что форма мужчинам к лицу. Но еще более нелепо на нем смотрелись бронежилет и «сфера». Комок долго созерцал эту пародию на воина, то и дело переводя взгляд на оружие, которое мой командир держал в руках, раздумывая, вооружать это чудо или нет. Потом с тоской в глазах посмотрел на меня и, молча, развернувшись, унес автомат и кобуру с «Перначом» обратно в оружейку. По его взгляду стало понятно, что это теперь моя головная боль, и в ближайшие дни нянчится с подарком от начальства придется мне.
Ночью в открытом океане темнота полная. Только над головой в такт волнам раскачиваются созвездия. Вода чернильно-черная, а о наличии берега можно лишь догадываться по шуму прибоя. Если верить тактическому планшету – до берега километра три. Рулевой старшина старательно пытается выдерживать курс вдоль границы, но нас постоянно сносит течением. Мы уже давно нарушители, только вот пока непонятно, границ какого государства. Резиновую десантную лодку качает, как на качелях, двухметровая океанская волна. Если верить моряку, в здешних краях это практически штиль, а вот ближе к берегу можно нарваться на двадцатиметровые громадины – мечту любого серфера. Я верю, поэтому старательно вцепился в веревку-поручень на борту нашей посудины, мирно тарахтящей движком. Мой подопечный сидит в ногах, прижимая к груди свою походную сумку. Что там у него? Даже боюсь представить. Если исходить из его профессии – какой-нибудь диагностический лабораторный центр, что заменяет нынешним ученым колбочки и пробирки. А может, и какая зараза посмертоносней моих «Винтореза» да «Пернача» вместе взятых. Хорошо, что темно – такое соседство и зеленое лицо парня не добавило бы мне аппетита и удовольствия от морской прогулки.
Комок посветил экраном планшета и указал нашему бравому морскому капитану в сторону берега. Наконец-то! Лодка резво взревела мотором, сделала замысловатый вираж и, подхваченная волной, понеслась к земле. Шум прибоя стал более отчетлив. В чернилах, что плескались за бортом, стали проглядывать белые барашки. Старшина, сбавив обороты практически до холостых, лихо маневрировал между торчащими из воды скалами. Что он там еще умудряется видеть? Острые камни выскакивали из пучины в кружных воротничках морской пены, как черти на балу у Сатаны, норовя пропороть резиновый бок нашего суденышка. Впереди из черного прорисовалась полоска белого пляжа и, еще более черная, чем океан и небо, стена джунглей. Зашуршав о песок, лодка выкатилась на берег. Откатывающая волна подхватила ее и потащила назад – словно не желая отпускать то, что не должно принадлежать суше. Я и Монгол выскочили из судна и, подхватив его с двух сторон, вытащили на берег.
