Брошенная маска свободно висела на трубке, раскачиваясь в такт махов огромных крыльев ящера. Дышать стало легче. Почему-то Ирину совершенно не заботило, что она нахватается какой-нибудь гадости. Она не сомневалась, что умрет, но очень не хотелось быть разорванной птенцами этой заботливой мамаши, тащившей добычу в гнездо. Лучше уж сразу – грохнуться с высоты, и всё…
Дотянувшись до пояса, она нащупала охотничий нож. Рукоятка единственного оставшегося у нее оружия удобно легла в ладонь, придавая решимости. Нож, как верный друг, добавлял сил, как бы говоря: «Нельзя сдаваться, хозяйка. Пока ты жива, еще не все потеряно».
Выхватив его из ножен, девушка, вложив всю злость в удар, пырнула ящера в бок. Стальное лезвие соскользнуло с мелкой, размером не больше ногтя, чешуи, не оставив на ней даже царапины, но по шкуре животного прошла дрожь, а окрестности огласил недовольный вопль. Лапа сжалась сильнее, совершенно передавив уже и так ничего не чувствующую левую руку. Девушка вскрикнула и ударила ножом по обхватывающей тело когтистой лапе. Ударила не думая, не целясь… ударила, чтобы прекратить стягивающее движение удавки. Нож не отскочил, как было в предыдущий раз. Лезвие глубоко вошло под отошедшую немного на сгибе сустава роговую пластину. Лапа неожиданно разжалась, и Ирина едва не сорвалась – повисла, зацепившись рюкзаком за кривой коготь. Ящер резко сбросил высоту, чуть окончательно не уронив на вираже ношу, но выровнялся и, изогнув длинную шею, повернул к Ирине огромную покрытую роговыми наростами голову. Зубастая морда уставилась на девушку рыжим, как огонь, глазом с узким вертикальным зрачком. Уже совершенно ничего не соображая, Ирина с размаху вогнала нож по самую рукоятку в этот ненавистный глаз. От вопля, который ящер исторг прямо в лицо девушки, Ирина оглохла. Животное мотнуло головой, чуть не вырвав ей руку с ножом из плеча, и, конвульсивно дернувшись, вытянулось всем телом в струну. Тварь катастрофически теряла высоту. Судорожно взмахивая крыльями, она зацепилась за деревья и, ломая ветки, рухнула на землю.
Снова полная темнота. Эпизод, пронесшийся перед внутренним взором, совершенно истощил Ирину. Мозг щелкнул предохранителем, выключив сознание, чтобы тело снова не испытало ту страшную боль при падении.
* * *
– Ой! – Алина сидела на жестком табурете рядом с кроватью сестры, держа ее за руку, которая лежала поверх одеяла.
– Что – ой? – Максимыч напрягся и вопросительно посмотрел на девушку.
– У нее палец дернулся.
– Показалось.
– Нет… опять. Позови кого-нибудь.
Максим выскочил за дверь и через несколько секунд вернулся со своей матерью. Она подошла к кровати, пощупала пульс, посмотрела на зрачок единственного не закрытого повязкой глаза, после чего удовлетворенно хмыкнула.
– Зови отца, – сказала она, не оборачиваясь к сыну. Максим снова умчался из маленькой палаты.
Алина забилась в угол, пока мама Максима налаживала систему трубочек и баночек, подключая ее к вене сестры. Проследив, чтобы трубочки были полностью заполнены и лекарство из бутылки размеренно поступало в систему, она повернулась к Алине:
– Смотри за системой, я сейчас подойду. Справишься?
Алина закивала, давая понять, что ради Ирины готова и на более сложные поручения.
Глава 2
Марево
Изматывающая жара. Солнце нещадно палит, и боевой костюм не спасает, наоборот, бронежилет раскаленной сковородкой давит на плечи, вытягивая последние остатки сил. Ноги вязнут в песке, но надо идти вперед. Вперед, назад – все направления перемешались в этом зыбком мире. Можно с уверенностью сказать, что над головой испепеляющее солнце, а под ногами раскаленный песок. Пот струйками стекает из-под тактического шлема, но сухой воздух жадно всасывает в себя и эту скудную влагу, оставляя лишь шершавую кожу. Очень хочется пить, нестерпимо… Дотянувшись до фляжки, он потряс ее и услышал только шорох пересыпающихся внутри песчинок. Последние капли из фляги уже вытекли потом. Неожиданно ожили наушники переговорника: «Леший, не отставай… Держи строй… Ты меня понял?…»
– Леший, вставай. Да проснись же ты.
– Да понял я, Комок, понял.
– Что ты там понял? Какой Комок? Вставай, говорю. Это я, Гришка. Сам просил разбудить, когда охотники придут.
Будь она неладна, эта пустыня. Не отпускает даже через столько лет. Ему часто снились бои, и почему-то больше всего Африка. Слишком тяжело она далась – особенно эта, самая последняя командировка в пустыню.
Леший сел и потянулся. Железная кровать с панцирной сеткой скрипнула. Перед ним стоял Гриша – высокий мускулистый парень с короткой стрижкой под полубокс, как и у него. Сынок. Леший улыбнулся. Какой, к чертям собачьим, сынок? Дожил до шестого десятка, не завел, так и нечего начинать, даже в мыслях. Гришка – воспитанник, друг, ученик, просто хороший парень, с которым не страшно и в пекло залезть… как и те ребята… оставшиеся в пустыне. Он помотал головой, вытряхивая образы воинов в пустынных «ратниках», которые стояли перед глазами.
– Что у нас плохого? – он потер ноющее после старого ранения по утрам правое плечо. Боль постепенно отступила, затаившись на границе сознания.
– Так, ничего пока. Ребята пришли – все. Вот я и бужу.
Леший кивнул. Нет что-то все равно не так. Плечо стало беспокоить чаще, но Алексей к этому уже почти привык – причина не в этом. Почему так тихо и душно? «Ясно, что мне тут пустыню навеяло».
– А что так темно и тихо?
– Да генератор опять сдох. Савелич в нем копошится – божится, что починит. А дети и бабы все на ферме. Так что с охотниками?
– Пошли. – Леший встал, натянул жесткий свитер, позволив себе поморщиться, когда всовывал ноющую руку в рукав – под грубой вязкой Гришка гримасы боли не увидит, – и перепоясался широким ремнем с висевшей на нем кобурой.
Убежище, расположенное в переоборудованных подвалах Центральной районной больницы, было погружено в полумрак. Редкие тусклые лампочки указывали светлой дорожкой коридор, где в самом конце слышались лязганье железяк и чертыханья хриплым мужским голосом. Убежище было непривычно пустынным. Понятно, что никому не хотелось сидеть в темноте, но как-то не по себе. Будто вымерли все. Леший даже остановился и поплевал через левое плечо, насколько эта мысль его испугала. «Ну, вот и в приметы стал верить. Раньше такого за собой не замечал. Старею, наверное».
Вдали затарахтел движок, и лампочки, мигнув, загорелись ярче, осветив длинный, обложенный белым кафелем коридор больничного подвала. Из генераторной, вытирая замасленные руки, вышел невысокий худой мужчина. Рассмотрев приближающихся к нему Лешего и Гришку, он безнадежно махнул тряпкой в сторону тарахтевшего за спиной генератора.
– Биотопливо, чтоб его… умаялся карбюратор прочищать – забивается через день, как по расписанию. Хоть бы капельку дизеля.
Леший сокрушенно покачал головой:
