Иные хотели прорваться внутрь.
– Когда? – спросил я. – Когда это началось?
– О, Гарри, – мягко сказала Мать-Лето.
– Что? – спросил я. Но потом заметил что-то. Слои и холмики сланца – нет, это не было сланцем!
Это были кости.
Миллионы, миллионы и миллионы тонн проклятых костей.
– Что, черт возьми, здесь происходит? – выдохнул я. – Где мы?
– На краю Феерии, – сказала она. – У наших границ. Понадобится десятилетие, чтобы научиться путешествовать так далеко.
– О, – сказал я. – И… И что же это?
– По сути говоря… – сказала Мать-Лето. Она печально смотрела на расстилающуюся внизу равнину. – Ты думал, что Мэб проводит все свои дни, сидя в кресле и развлекаясь тем, что подставляет своих придворных? Нет, сэр Рыцарь. У силы есть цель.
– А что будет, если они прорвутся? – спросил я.
Мать-Лето сжала губы:
– Конец. Всему.
– Вот ведь срань, – пробормотал я. – У Летних тоже есть подобное место?
Мать-Лето покачала головой.
– Это никогда не было их задачей. Оценка вашего Совета достаточно близка к истине, если считать только войска, защищающие сердцевины Зимы и Лета. У Мэб войск больше. Они нужны ей – для битвы.
Я чувствовал себя так, словно меня раз за разом колотили по голове резиновой кувалдой.
– Значит… войска Мэб превосходят ваши армии в численности на джиллион.
– Несомненно.
– И она могла бы раздавить вас в любое время.
– Да, – сказала Мать-Лето, – если бы была готова поплатиться реальностью.
Я нервно прошелся взглядом вдоль стены. Казалось, она тянется в вечность – и схватки происходили на всем ее протяжении.
– Вы говорите мне, что для этого Мэб располагает такой мощью? Чтобы… Чтобы защищать границы?
– Чтобы защищать всех вас от Иных, смертный.
– Тогда зачем Титании иметь свои войска?
– Чтобы защищать всех вас от Мэб.
Я сглотнул слюну.
– Титания не может противостоять армиям Мэб, но способна утащить саму Мэб в небытие вместе с собой, и Мэб это знает. Титания – это контроль ее могущества, его баланс.
– И если Мэб умрет… – начал я.
Она взмахнула рукой, указывая на стену.
– Значит, контролировать битву будет испорченный, склонный к садизму и убийствам неопытный ребенок.
Адские колокола! Я протер глаза и пока делал это, связал все концы воедино и осознал кое-что еще.
– Значит, осада, – сказал я. – Твари атакуют стены. Но там есть и другие, пытающиеся сделать подкоп, чтобы изнутри открыть ворота своим дружкам. Вот это и есть противник. Верно? Подрывник, лазутчик.
Мать-Лето сказала:
– Вот, видишь? У тебя есть потенциал когда-нибудь стать вполне разумным человеком. Держись рядом со мной, дорогой.
И мы твердым шагом двинулись в сторону массивных ворот.
Добирались мы туда недолго, но подойдя к основанию стены и шагая вдоль нее, начали привлекать взгляды ее защитников. Я почувствовал растущее напряжение, когда марширующая колонна вооруженных солдат Сидхе легким шагом прошла сзади нас, быстро нас догнав.
Мать-Лето отвела меня немного в сторону, чтобы не мешать колонне, и они стали проходить мимо нас. Я не особо обо всем этом задумывался, пока кто-то во главе колонны не отдал команду звонким голосом, и Сидхе остановились как один, одновременно топнув сотнями сапог. Голос отдал еще одну команду и все Сидхе повернулись лицом к нам.
– Ого, – сказал я.
Мать-Лето коснулась моей ладони своей, и ее успокаивающий жест согрел меня словно июньское солнце.
– Ш-ш-ш.
Голос отрывисто подал еще одну команду, и все Сидхе – одновременно – опустились на одно колено и склонили головы.
– Доброе утро, кузены, – торжественным голосом сказала Мать-Лето. Она взяла меня за руку и широкой аркой провела ею над стоявшими на коленях солдатами. Нежная, едва уловимая сила мягко и тонко зазвучала в воздухе. – Идите вперед с моим благословением.
Один из солдат во главе колонны встал и поклонился ей, как бы благодаря за теплые слова. Затем он отдал еще одну громкую команду, колонна поднялась, повернулась и продолжила свой марш.
– Ха, – сказал я.
– Да? – спросила Мать-Лето.
– Я как бы ожидал… чего-то другого.
– Зима и Лето – две противостоящих друг другу силы, – сказала она. – Но мы принадлежим нашему миру. Здесь это все, что имеет значение. И продемонстрировать уважение своим старшим всегда благоразумно.
– Да, мэм, – сказал я.
Мать-Лето одарила меня легкой и все понимающей улыбкой.
Мы продолжали идти, следуя тем же путем, что колонна, и вскоре достигли ворот. Там я увидел меньшую пару ворот, – калитки для вылазок – встроенные в главные створки. Они были размером с гаражные ворота пожарной станции. Пока я глазел, прозвучала команда, и пара тяжеловооруженных огров, каждый со своей стороны калитки, распахнули их. Колонна, прошедшая мимо нас, стояла, ожидая приказа маршировать наружу, но двинулись они не сразу. Вместо этого прибыла колонна тележек и носилок, перевозившая стонущих солдат, раненных в бою снаружи. За нею надзирали несколько дюжин Сидхе, облаченных в чисто белые доспехи, обрамленные широкими зелеными и красными полосами – Летние рыцари Сидхе. Медики. Несмотря на огромное количество войск, которые я видел, раненных, поднесенных к воротам, было менее сотни. Иные явно не намеревались оставлять врага в живых.
Худощавая фигура сошла по лестнице, встроенной в стены, обрамляющие ворота. Сначала она выглядела как размытое пятно сквозь слои и слои хрусталя. Сошедший был на пару дюймов выше меня, что равнялось без малого семи футам, но двигался живо, излучая энергию и целенаправленность. На нем была темная мантия, сперва показавшаяся мне черной, но, когда он вышел на свет, освещенные ее участки дали понять, что она темно-лилового цвета. В одной обветренной руке он держал длинный почти бесцветный чародейский посох, а капюшон закрывал бóльшую часть его лица – за исключением орлиного носа и вытянутого подбородка, покрытого седеющей бородой.
Он говорил с Летними и Зимними Сидхе на языке, который я не понимал, но те явно понимали его, на нем чародей отдавал инструкции медикам Летних. Они подчинялись его приказам с явным почтением. Чародей наклонялся, чтобы рассмотреть каждого из поверженных бойцов, кивая после этого медикам, и тогда они немедленно уносили раненного Сидхе обратно по ту сторону ворот, на место, бывшее чем-то вроде площадки для сортировки.
– Рашид, – пробормотал я, узнав, наконец, человека. – А что он делает здесь?…
