Размышляя так, я постепенно отходил от практически парализовавшего меня шока, и страшное чувство близости и неотвратимости собственной смерти, сменившее чувство вины за чужую смерть, в свою очередь, пусть медленно, но неотвратимо, уступало место чувству облегчения и благодарности за чудесное спасение моей хрупкой жизни. Вскоре я ощутил, как огромные полчища мурашек свободно путешествуют вдоль и поперёк моего промокшего до нитки и промёрзшего тела. Залезать снова в машину не было никакого желания, так свежо ещё было связанное с нею ощущение близости смерти. К тому же, я стоял в какой-нибудь сотне метров от большого, явно обитаемого и, наверняка тёплого, гостеприимного дома. Я не стал себя долго уговаривать и, поборов всякие сомнения, взял ноги в руки и побежал через незапертую калитку рядом с воротами по прямой, как стрела, аллее к спасительному крову, где, я надеялся на это, меня примут, дадут согреться, и может быть даже, покормят и оставят ночевать. А завтра, отдохнувший и отогревшийся, я покачу дальше, навеки похоронив в глубине памяти воспоминания об этой страшной ночи.
С первым я не ошибся. Меня встретил гостеприимный добрый хозяин, который, как мне показалось, даже как будто ждал меня, настолько хорошо я был принят. А вот со вторым… Я, конечно же, не мог даже предположить, насколько важное, определяющее смысл всей моей будущей жизни событие ожидало меня этой ночью. Собственно, оно самое, это событие, то, что произошло в этом доме этой загадочной ночью, и является предметом моего рассказа…
* * *
– Налей-ка ещё, старик. В горле сдавило, слова не вымолвить.
– Отчего же не налить, налью. А слово… слово придержи, оно, мил-друг, дорогого стоит, слово-то. Им бросаться негож, оно силу имеет особую – может родить, а может и убить. Да и знаю я всё, чего рассказывать-то.
– Интересный ты человек, отец, сидишь тут себе на скамеечке, водочку попиваешь, нигде не бываешь, никого не видишь и всё знаешь.
– А как же? Кому же знать, как не мне? Я здеся всё знаю, кое-что и тебе расскажу, что должно рассказать. А остальное, дай срок, сам узнаешь, как я узнал, и кому надо, расскажешь, как я тебе нынче.
– Кому?
– Тому, кто придёт.
– Как это?
– Как ты пришёл.
– Куда?
– Как, куда? Сюда, конечно.
– Откуда?
– Хе-хе, отсюда, сынок. Откудова ж ещё?
– Кто ты, старик? Откуда ты взялся?
– Откудова, говоришь? Да собственно, оттудова, откудова и ты. Я, видишь ли, как бы и есть ты, только пожил подольше, знаю побольше.
– Да-а. Все мы из одного теста, из одного места.
– Хе-хе. Ты, сынок, и представить себе не можешь, насколько ты прав сейчас.
– Что ты имеешь в виду, отец?
– Да что тут иметь. А ну-ка, посмотри туда.
– Ну.
– Что видишь?
– Ну что, закат, солнце садится.
– А дальше что?
– Что дальше? Дальше ночь будет, темно, всё заснёт, как бы замрёт.
– И Солнце?
– Что солнце?
– С Солнцем что будет?
– Солнца вообще не будет, луна будет, вон она уже светит.
– Как Солнца не будет, совсем не будет?
– Совсем.
– А куда же оно денется, погаснет, умрет, испарится?
– Странный ты какой-то. Или издеваешься?
– Ты не про меня, ты про Солнце мне скажи. Что с ним сделается-то?
– Да ничего с ним не сделается, как светило, так и будет светить, только с другой стороны Земли.
– А с этой стороны что, так и будет темно?
– Ну, ты даёшь, отец, как только родился. Не переживай, ничего не сделается с твоим солнцем. Завтра вернется. Взойдёт снова, и будет светить целый день.
– Завтра? А сегодня?
– А сегодня всё.
– Как это, всё?
– Как-как! Сегодня кончается. Всё, трындец, наступает завтра.
– А сегодня больше не будет? Никогда?
– Как это, не будет? Будет.
– Когда?
– Завтра.
– Завтра? Завтра будет сегодня? Так что ж, сегодня и завтра одно и то ж?
– Да.… Нет! Не морочь мне голову. Как это одно и то ж? Сегодня, это сегодня, это то, что сейчас, а завтра, это то, что будет завтра.
– Так что ж, выходит, по-твоему, сегодня завтра не будет, и никогда уже больше не будет?
– Завтра тоже будет сегодня, но оно уже будет завтра, а сегодняшнее сегодня больше уже никогда не будет. Оно кончится сегодня, превратится во вчера, понятно? И как только оно кончится, сразу же наступит завтра. Но оно уже не будет называться «завтра», а будет «сегодня». Потому как завтра будет послезавтра, относительно сегодня, а относительно завтра, которое тогда уже будет сегодня, оно снова будет завтра, а послезавтра, послепослезавтра, которое, в свою очередь, тоже будет завтра, а когда закончится сегодня, которое завтра, оно тут же станет сегодня, и так далее…. Вот. Уф… Теперь понятно?
– Нет, не понятно.
– Ну, ты достал меня, отец, что же тут непонятного? Короче, всегда, всю жизнь, каждый день будет сегодня, а завтра, оно всегда впереди, всегда завтра, и никогда не наступит, как линия горизонта.
– А Солнце?
– Что солнце?
– Солнце ведь тоже всегда, оно никуда не исчезает, не перестает светить ни на минуту. И Земля, и звёзды, и мы с тобой, всё живёт, дышит, любит, фунциклирует как-то. И это не только сегодня, но и завтра, и вчера, и каждый день, и каждую ночь, независимо ни от сегодня, ни от завтра. Или ты завтра уже перестанешь любить, дышать, мыслить, будешь жить каким-то иным образом? Или Солнце перестанет светить, погаснет вообще, темно будет?
– Нет, конечно. И солнце будет, и птицы запоют снова, и цветы распустятся, всё как сегодня.
– Сегодня, или как сегодня?
– Не пойму я что-то тебя, отец. Ты что хочешь-то от меня?
– Я? Ты всё поперепутывал, сынок, впрочем, как и я в твои годы. Мне-то от тебя ничего не нужно. Я тебе нужен. И знаешь почему?
– Почему?
– Хе-хе. Так ведь нету никого больше. Один я тута, стало быть, один я и могу тебе помочь, путь-дорогу показать и рассказать, как идтить-то по ёй.
– А ты знаешь?
– А кому же знать-то, как не мне?
– И покажешь?
– А ты хочешь?
– Очень хочу, отец, двадцать пять лет ищу эту дорогу, и не могу найти.
– Стало быть, не там ищешь.
– Так, где ж её искать-то? Всё уж тут объездил, всех обспрашивал, никто не знает.
– Так вот, я и говорю, не там ищешь.
