– Нет изящнее оружия, чем напалм, – со знанием дела заключил свой рассказ вертолётчик.
– А вы уверены, что жители этой деревушки действительно помогали партизанам? – простодушно осведомился Борис.
– Сразу видно, что вы человек тут новый, и никогда прежде не участвовали в антипартизанских операциях, – с чувством собственного превосходства ответил вертолётчик, глядя на Бориса свысока, как на несмышлёныша. Затем пояснил с подчёркнутой сухостью:
– Достаточно того, что в этом квадрате видели партизан… Вы сами скоро перестанете обращать внимание на всякие пустяки. Нет ничего плохого в том, чтобы стереть с лица земли базу партизан, пусть даже потенциальную.
Последняя фраза новичка явно разочаровала «крестоносца». В глазах его появилось сожаление. А потом он и вовсе надел солнцезащитные очки, давая понять, что пока новобранец не наберётся нужного опыта, им больше не о чем говорить.
Борис же ярко себе представил, как этот тип с наслаждением потягивал пиво прямо за штурвалом по дороге на базу, возбуждённо обсуждал с другими членами экипажа подробности хорошо сделанной работы, а за его спиной дымилась сожжённая им мирная деревня, и почувствовал омерзение к этому человеку.
На аэродроме Нефёдов отыскал командира эскадрильи передовых авианаводчиков майора Робина Иглза. Нефёдов уже знал, что пилотов этого авиакрыла здесь все считают смертниками, ибо немногим, кого зачисляли в авианаводчики, везло совершить положенные десять вылетов и уцелеть. Не случайно эскадрилья называлась «Чёрные авианаводчики».
Командир эскадрильи с кислой миной осмотрел новичка и недовольно произнёс:
– Они что, не могли прислать мне кого помоложе? Вы то сами понимаете, сэр, на что подписались? Ваш предшественник пробыл у меня три дня. Зенитный снаряд. Правда, у парня имелась медицинская страховка. Наши боссы даже напоследок пообещали покалечившемуся бедняге, что в Германии врачи ему сделают хороший глаз. Совсем будет незаметно, что он нейлоновый…
Командир эскадрильи только что вернулся из боевого вылета, который по всей видимости оказался непростым: на красной мускулистой шее майора вздулись вены, а тонкая ткань серого лётного комбинезона во многих местах промокла от пота. Рукава его были засучены выше локтя, так что можно было рассмотреть наколки на волосатых предплечьях.
Майор ещё не стянул чёрные кожаные перчатки, которые вкупе со зверской улыбкой прирождённого головореза придавали ему весьма брутальный вид. На левой части груди в особом кармане комбинезона командир эскадрильи носил здоровенный тесак. Наверняка главным назначением этой штуки было вовсе не разрезание запутавшихся парашютных строп. В ситуации, когда противники по гражданской войне буквально рвали друг друга на части, покинувшие свои машины лётчики не могли рассчитывать на гуманное к себе отношение. К пилотам-наёмникам у повстанцев имелись особые счёты. Проводимые с воздуха полицейские «зачистки» партизанских районов сделали их объектом особо лютой ненависти и активной охоты…
Этот парень был одного поля ягода с Нефёдовым и примерно одного с ним возраста. Похоже асом он стал, – как и многие тут, – ещё в годы Второй мировой войны.
Когда Борис подошёл, майор, неспешно расстегивая парашютные ремни и, щурясь от слепящего солнца, вглядывался из-под ладони в ту сторону, где в небо поднимался столб густого чёрного дыма. Он поднимался над лесом почти вертикально в безветренном небе. Борис прикинул, что до места пожара километра два не больше.
Выяснилось, что это догорает упавший около получаса назад передовой авианаводчик Auster АОР. Mk 6. Выполнив задание по наведению бомбардировщиков на повстанцев, при возвращении на базу самолёт попал под сильный огонь повстанцев, и рухнул, совсем немного не дотянув до посадочной полосы.
Но имелась и другая версия. Её озвучил один из оказавшихся поблизости от Бориса механиков, по его словам, самолёт мог разбиться из-за некачественного топлива. Оказывается, подобные случаи здесь уже бывали. Если в «нормальных» армиях за качеством топлива постоянно следят специальные лаборатории ВВС, контролируя, чтобы в авиационном керосине не обнаруживалось никаких посторонних примесей или колоний микроорганизмов, и чтобы бензин не обладал повышенной вязкостью, то здесь с этим имелись большие проблемы. После того, как нелепо погиб единственный специалист данного профиля, следить за качеством топлива стало просто некому. Вот наёмники и бились.
Всё это лишний раз подтверждало, какая опасная работа предстоит Борису. Передовые авианаводчики летали на лёгких тихоходных самолётах, и выслеживали цели для бомбардировщиков. Для этого им приходилось буквально цеплять плоскостями верхушки деревьев. Между тем, помимо стрел и копий, некоторые партизанские группировки, благодаря помощи из-за рубежа, постепенно обзаводились современными средствами ПВО. Таким образом новоиспеченному наёмнику предстояло на каждом шагу нарушать усвоенное им ещё в Корее правило: не летать ниже ста метров. Ниже этой высоты даже реактивные машины становились уязвимы для огня из обычного пехотного оружия, не говоря уже о современных зенитных ракетах.
Обычно передовые авианаводчики появлялись в районе запланированной атаки минут за двадцать до подхода ударных машин. Обычно им поручалось отметить (маркировать) цели дымовыми бомбами и ракетами. Часто воздушных наблюдателей вызывали наземные подразделения, нуждающиеся в корректировки огня с воздуха.
Майор подвёл новичка к его машине. Это была лёгкая «Cessna» L-19 Bird Dog с тонкими бортами из стеклопластика и поршневым двигателем, мощности которого вряд ли стабильно хватало для продолжительной для работы в сильную жару.
В случае вынужденной посадки, снова поднять самолёт в воздух могло и не получиться. Слабый мотор и хлипкое шасси требовали слишком длинного разбега и подготовленной полосы.
К тому же «стрекоза» была совершенно безоружной, если не считать личного пистолета её пилота.
Обстановка в кабине тоже оказалась спартанской: пилотское кресло без набивки и регулируемой спинки, никакой бронезащиты, из удобств только опускающийся солнцезащитный щиток над приборной доской.
Правда имелось неплохое радиооборудование, с помощью которого воздушный наблюдатель мог поддерживать связь с наземными войсками или экипажами штурмовиков. Из-за этого самолёт ещё иногда называли «летающей радиостанцией».
К плюсам данной «Cessna» также можно было отнести высокорасположенное крыло и остекление кабины большой площади, эти качества обеспечивали хороший обзор пилоту и наблюдателю на правом кресле. Всё это делало самолёт неплохим разведчиком. Но в целом знакомство с его новой «рабочей лошадкой» произвело на Нефёдова довольно сложное впечатление. Правда, в Великую отечественную войну ему приходилось летать на машинах, которые имели гораздо больше оснований претендовать на звание «летающий гроб». Но ведь и противовоздушные средства с тех пор шагнули далеко. Низкая живучесть была главной ахиллесовой пятой пластикового самолётика. Точный выстрел из обычной берданки, не говоря уже о переносном зенитно-ракетном комплексе (ПЗРК), фактически не оставлял его пилоту никаких шансов. По сути Нефёдову отводилась роль крылатой приманки, которая должна продолжительное время крутиться над полем боя, мозоля глаза вражеским солдатам.
