Алена не без любопытства наблюдала эту жанровую сценку.
Новое проявление бурной народной любови к Чупа-чупсу, он же – полномочник, он
же – нефтяник, он же – комсомольская давалка, он же – лохотронщик, он же –
родный папа пенсионеров, он же – умный мальчик, полтинник,
хаббардист-сайентолог, маменькин сынок, младореформатор, политический попугай…
Вообще-то фамилия у него была самая простая – Сухаренко, но прозвищ этому
представителю верховной власти в Нижегородчине народ придумал немало, причем
были среди них и такие, какие в приличном обществе не выговоришь. И каждое
имело четкое обоснование. «Маменькиным сынком», к примеру, Сухаренко именовался
оттого, что накануне окончания школы взял фамилию матери. Правда, как раз в это
время родители разошлись, мальчонка остался с мамой, вроде бы все объяснимо, но
поговаривали, что родители расстались нарочно, дабы «пятая графа» папиной
анкеты не портила карьеру сыну, которому его отец, человек редкостных
тактических и стратегических талантов, пророчил блистательное политическое
будущее. Ну что ж, папа и впрямь оказался провидцем. Другое дело, что народу –
русскому народу – это обошлось очень дорого. Но какое дело вышеупомянутому папе
было до блага русского народа? Совершенно наоборот! Впрочем, среди знакомых
Алены немало было людей, которые относились к «умному мальчику» неплохо, даже
хорошо. Это были в основном постперестроечные богатеи, которые в свое время
немало разжились на дружбе с бывшим губернатором Чужаниным, получив за
бесценок, а то и бесплатно и дома, и земельные участки в центре города, а
теперь со страшной силой поддерживали «Верную силу», среди лидеров которой
значились и Чужанин, и Чупа-чупс, и еще пара-тройка киборгов. Знала Алена и
бойких ребяток, которые в роковом августе заранее были предупреждены Чужаниным
и Чупа-чупсом о готовящемся дефолте, а потому сделали на нем поистине фантастические
состояния. Именно они мечтали о выборах 2008-го, а то и 2004 года, на которых
Чупа-чупс будет непременно баллотироваться в президенты.
И вот тут-то и придет нам всем полный песец…
– Костя, пересядь-ка на мое место, – вдруг сказала
Света, распахивая переднюю дверцу и выскакивая из кабины.
Фельдшер, уютненько прикорнувший на пустых носилках, выполз
с таким недовольным видом, словно он был улиткой, которую враждебные
обстоятельства вынудили навеки покинуть обжитую скорлупу. Света как раз успела
запрыгнуть в салон, когда мимо пролетела последняя машина ГАИ и проспект
открылся для движения.
– Поехали! Поехали! – велела Света и повернулась к
Алене: – Помнишь, мы говорили о периодизации истории с точки зрения врача
«Скорой помощи»?
– Еще бы, – кивнула Алена. – Я как раз хотела
попросить тебя рассказать, какой период был следующий за пьющими дамами.
– Да очень простой. Умирали пенсионеры. Особенно зимами.
Замерзали в голодных обмороках. Знаешь, сколько было случаев: идет какой-нибудь
дедок, ветеран, к внуку – в авоське два яблока, детская игрушка или детская
книжка: не может прийти с пустыми руками, сам не поест, а ребенку принесет. По
пути падает без сознания от слабости и замерзает. А почему голодный обморок?
Потому что деньги задерживали. Пенсии не давали вовремя. Чупа-чупс их
прокручивал через свой банк «Гарантия ваших прав». Это было еще до дефолта… до
того проклятого дефолта!
– Что, по тебе он тоже щелкнул? – усмехнулась Алена,
почуяв подругу по несчастью. А вообще забавно: такое ощущение, что в стране нет
человека, у которого не болели бы сии воспоминания! Это накрепко подорвало в
нас веру в то, что государство заботится о своих согражданах. Мы теперь
постоянно ждем от него секир башка.
У Светы сделалось странное лицо:
– Щелкнул? Ну, можно и так сказать. У меня муж погиб.
– Как?! О господи… Почему?!
– Разбился на машине. Понимаешь, мы в июле 1998-го взяли
деньги в долг – квартиру покупали. У мужа был бизнес небольшой, книготорговая
фирма. Не бог весть что, но жили мы нормально, хоть врачам зарплаты практически
не выдавали в то время. Я думала: как вообще живут те, у кого мужья не
зарабатывают? На «Скорой» же не работа, а хобби мазохистов! Ну, короче, муж не
сомневался, что расплатится спокойно. А тут доллар как полез вверх, рубль
рухнул. И буквально через месяц стало ясно, что долг отдать мы не сможем:
доллары продавали по шесть рублей, а покупать, чтобы отдавать, уже по двадцать
четыре придется. Мы никак поверить не могли, что нас так кинуло наше якобы
демократическое государство. Что характерно, мой муж с этой сукой Чупа-чупсом в
одной школе учился… Почему-то его больше всего убивало, что именно его
однокашник, вроде товарищ, такой сволочью оказался. И он вообще чуть не умер от
ярости, когда Чупс спокойно ушел в отставку, безнаказанно, да еще сказал: «Ну,
я рад, что ухожу, теперь съезжу с семьей отдохну, с аквалангом поплаваю!»
– Безнаказанно! – хмыкнула Алена. – А кто б его
наказал, интересно? Вся эта история с дефолтом была подстроена, ты что, не
понимаешь? Нарочно прежнего премьера вывели из-под огня, этого посадили –
мальчика для битья, – он свою роль сыграл, потом вылез в лидеры «Верной
силы», затем получил в награду нынешний пост… Ему явно пообещали, что, если
сделает эту подлянку людям, если даст свое имя дерьмом замазать, будет за это
вознагражден. Ну и вознаградили: вон, Чупс даже во всеуслышание заявляет, будто
президент ему обязан своим прежним назначением в ФСБ, будто он получил от Чупса
путевку в большую политику…
– Да я это все понимаю теперь, – вяло кивнула
Света. – А мой муж тогда не понимал. От квартиры нам пришлось отказаться,
долг вернули из последних сил. Фирма мужа прогорела: ни у кого денег не было,
людям тогда не до книжек стало. Он так переживал, ты не представляешь, у него
сердце все время прихватывало. Ну и один раз вот так прихватило, когда он на
работу ехал. Ему стало плохо, потерял сознание за рулем… и врезался в «КамАЗ».
Умер через сутки в больнице. Я… я тогда тоже чуть не умерла. О Ваське надо было
заботиться, это сына моего так зовут, – пришлось выжить. Но обо мне никто
не позаботился, и я знаешь чем спаслась? Все время ела что-то сладкое. Ваське
покупала более или менее нормальную еду, а сама беспрестанно ела варенье с
хлебом. У нас много варенья в тот год наварено было, яблочного, смородинового,
вишневого. Я ела, ела, ела… Стала как бочка. Я себя как бы в такой жировой
кокон завернула, понимаешь?
Алена кивнула. Два года назад, когда ее бросил Михаил, она
ужасно боялась, что тоже начнет спасаться самым сильным транквилизатором –
сладким. И хотя мужу страшно не нравилась, хотя его жутко раздражало ее
похудение, она держалась именно за спорт, за шейпинг, за свою с таким трудом
обретенную стройность, как за последнее средство спасения от тьмы, горя,
неверия в себя.
Наверное, это суета сует и всяческая суета… Женщина, которая
всегда была худой, а тем паче – мужчина этого не поймут никогда. По принципу,
сытый голодного не разумеет. Но порою флаг и в самом деле приходится прибивать
гвоздями к мачте!
