«Понятно, – подумала Алена. – Наверное, ниоткуда
он не падал. Или кто-то ошибся, когда вызывал «Скорую», или нарочно приврал,
чтобы машину поскорей прислали».
– Так с какого этажа?.. – повторил Денисов, но его
перебил бородатый дед
– С первого, – проговорил он с видимой неохотой.
– С какого?!
– С первого.
– Бросился с первого этажа и убился насмерть? Вы что мне
сказки рассказываете, господа? – фыркнул Денисов.
– Какие мы тебе господа?! – с возмущением уставился на
него дед. – Вот моду взяли! Ты сам на себя посмотри, тоже господин
нашелся. Штаны вон все обтерханные, скоро до дыр протрутся.
Денисов сначала посмотрел на свои длинные ноги, потом
оглянулся с беспомощным выражением. Его брюки и в самом деле имели вид
заношенный до неприличия, однако обольщаться на сей счет мог только человек, не
имеющий представления о таком словосочетании, как «тертые джинсы».
Алена поймала его взгляд и улыбнулась с самым легким намеком
на игривость. Денисов, как всегда, сделал вид, будто ничего не замечает и не
понимает.
– Кто-нибудь видел, что произошло? – Света взяла
инициативу в свои руки. – Костя, помоги женщине встать.
Фельдшер поставил чемоданчик и попытался приподнять женщину,
которая все так же стояла на коленях, но она с силой вырвалась и легла. Просто
легла плашмя на сырую землю.
– Ладно, подожди, – махнула фельдшеру Света. –
Пусть полежит, немного в себя придет. Так кто видел?
– Я и видел, – с воинственным выражением ответил
старик. – Я ж говорю, что он с первого этажа бросился. Вон оттуда. Вон его
лоджия. – Он махнул рукой в сторону.
Все обернулись и внимательно посмотрели на самую обычную
лоджию, забранную решеткой. Она поднималась над землей не более чем на
полметра.
– И каким образом?.. – спросил Денисов очень осторожно.
– Я стоял вон там, – старик махнул на дверь подъезда,
метрах в двух от лоджии. – Смотрю, идет Валька. – Он показал на тело,
вновь прикрытое простыней. – Идет такой деловой, не шатается… Он ведь
попивал, Валька-то. Попивал, да!..
– Да он уж месяца два не пил! – сердито перебила его
маленькая, очень худенькая бабулька, похожая на внезапно и бесповоротно постаревшую
Масяню. – Ты что, Савелий Спиридоныч! Он же заколдовался, то есть –
закодировался!
«Савелий Спиридоныч! – чуть не взвизгнула от восторга
Алена. – Неужели еще бывают такие имена?! Дас ист фантастиш! Точно –
кулак!»
– Ну вот я и говорю, – снова насупился обидчивый
«кулак». – Я же сказал, что шел и не шатался, по всему видать – трезвый.
«Эх, какая жалость! – огорчилась Алена. – По
логике образа, он должен был сказать – тверезый!»
– Подошел к своей лоджии, посмотрел на нее, – продолжал
«кулак», нарушивший логику образа. – Я подумал, он на Вальку глядит, она в
окошке видна была, на кухне возилась.
«Валька – его жена, – поняла Алена. – И он,
самоубийца, тоже Валька. Валентин и Валентина».
Была такая пьеса, очень даже недурная, душевная до
беспредельности. Про великую любовь. Может быть, у этих двоих тоже была
когда-то великая любовь?
Была да сплыла, как у нее, у Алены. Ибо все проходит…
А может быть, не все? Алена исподлобья посмотрела на
женщину, которая лежала около трупа неподвижно, будто и сама умерла.
Интересно, как повел бы себя Михаил, если бы у Алены тогда
хватило решимости сделать то, что она собиралась сделать? Если бы привела в
действие один из тех пяти способов самоубийства, которые придумала, больше
всего стараясь устроить все так, чтобы это было максимально похоже на
естественную смерть?.. Придумано было нехило, это факт, однако Алене помешала
безумная, шалая, бьющая ключом жизнь, в которой не было места смерти, тем паче
– смерти самовольной. Да, так как отреагировал бы Михаил? Лежал бы вот так,
обезумев от отчаяния и раскаяния?
Ждите ответа, ждите ответа… Что он Гекубе, что ему Гекуба?
– Он постоял-постоял, потом руки поднял – вот так, будто
сдается, – продолжал между тем рассказывать Савелий Спиридоныч, показывая,
как все было, – а потом схватился за решетку и залез на нее. Повисел
минуточку, а я на него смотрел. Подумал тогда: «Видать, я ошибся: Валька-то
подпитый!» Он в это время повернулся так неловко, руки вывернув, спиной к
решетке, повисел, а сам все по сторонам озирался, озирался… И вдруг как
закричит: «Остановились! Остановились!» И вперед рванулся, руки отпустил! И
упал!
Женщина, доселе лежавшая недвижимо, содрогнулась так, словно
сквозь ее тело пропустили электрический ток, что-то хрипло выкрикнула и снова
затихла.
– Что остановилось-то? – непонимающе сдвинул брови
Денисов.
– Спросил, умный какой! – буркнул «кулак», которого
обаяние «господина доктора» явно не трогало, а скорее раздражало. – Кабы
кто знал! Не сказал Валька! Бросился с лоджии – и умер.
– Бросился! – всплеснула руками старая Масяня. –
Откуда тут бросаться?!
– А я говорю, что бросился! – сердито топнул «кулак»
Савелий. – Так бросаются, когда убиться хотят!
– Откуда тебе знать? – задиралась Масяня.
– Оттуда! – огрызнулся Савелий. – Знаю, коли
говорю. К примеру сказать, в 51-м дело было. Пришли брать одного – по делу о
вредительстве на «ГАЗе». Он с балкона и сиганул! Я как раз внизу стоял, у
машины, он мне под ноги и бросился. Вот я и видел, какие лица у людей бывают,
когда они бросаются!
– А что ж ты делал в 51-м году, а? Вроде ж ты говорил, что
шофером в военном госпитале работал?! – потрясенно пробормотала
Масяня. – Это значит, пока мы… без права переписки… лишение в правах… –
Она начала заикаться. – Ты, значит, из НКВД?!
– О господи, нам еще только группы «Мемориал» тут не
хватало! – в сердцах воскликнула Света. – Да где милиция-то, почему
не едет?
Милиция и впрямь задерживалась. Свидетели вот-вот могли
разойтись. И Алена подумала, что все-таки ноблесс оближ
[8].
Она детективщица или
кто?
– Может, вы в сторонку отойдете и потихоньку между собой
выясните, кто плохой, а кто хороший? – со всей возможной вежливостью
попросила она престарелых антагонистов, а потом обернулась к остальным
собравшимся: – Кто-нибудь еще видел, что произошло?
