Конечно, я слишком рано делаю выводы, но отчего-то мне
кажется, что между этими двумя странными, загадочными, зловещими случаями есть
нечто общее. Два человека умирают от непонятных причин вне дома. Однако они
находятся в это время в таком месте, у таких людей, которые будут жестоко
скомпрометированы их смертью. Люди эти не могут позволить себе никакого скандала,
ни малейшей огласки! Поэтому идут на все, дабы избавиться от тел.
Недурная завязка для новеллы в стиле пресловутого Конан
Дойла! Куда там «Концу Чарлза Огастеса Милвертона»!..
А впрочем, не следует отвлекаться от реальности.
Конечно, от внезапно случившегося трупа избавиться нелегко.
Но все же возможно. Ночи позднего августа безлунны и темны, в городе нашем
много глухих закоулков, буйных зарослей, куда можно было вынести труп и
оставить его, не тратя времени на переодевание в чужую рубаху или на вовсе жуткое
расчленение. Зачем брать на себя лишние хлопоты?
Однако же это наводит на некоторые размышления. Предположим,
хозяева квартир, в которых внезапно умерли эти двое, живут в оживленных, людных
кварталах; предположим, привратники их домов весьма внимательны; допустим, что
досужие соседи не сводят с них глаз ни днем, ни ночью. Во всяком случае, если
из дому в разгар дня вынесут и погрузят на извозчика сундук или просто выйдет
некто с двумя кулями на спине, это привлечет меньшее внимание, чем тайный вынос
тела под покровом темноты…
Так. Что следует проверить? Послать сыскных агентов опросить
извозчиков, не припомнит ли кто из них, что вез к берегу сундук или на станцию
– рогожные кули. Быть может, извозчики, народ приметливый, запомнили и
нанимателей?
Путь второй. «Нижегородский листок». Несколько выпусков его
нашли в мешке с кровавыми останками. Видимо, положены они были, чтобы впитать
кровь. Сколько мне известно, в розницу «Листок» начал продаваться всего лишь
год назад, а до сего времени распространялся исключительно по подписке. В
почтовой конторе следует выяснить список получателей этой газеты двухгодичной
давности. Не исключено, впрочем, что с тех пор газета не раз переходила из рук
в руки…
Но все же, как ни хлопотен сей путь, в этом направлении
стоит предпринять шаги.
Путь третий откроется, конечно, если нам все же удастся
установить личность человека, чей труп найден в поезде. Уже теперь полиция
опрашивает и проверяет всех знакомых Натальи Самойловой. Точно так же, частым
гребнем, будут прочесываться все знакомые этого неизвестного. Впрочем, вполне
может статься, что он одинок, ведь до сих не поступило заявления о пропаже
молодого мужчины, приметы которого хотя бы частично совпадали с приметами
покойника из поезда.
С другой стороны, возможно, он прибыл в наш город из
какого-то другого и просто еще не успел зарегистрироваться в полиции?
Судя по единственной детали его одежды – черным штанам
довольно хорошей шерсти и пошива, – убитый не был стеснен в средствах.
Правда, штаны изрядно поношены… Ежели следовать логике Хольмса, это
свидетельствует, что убитый знавал лучшие времена. Или просто был равнодушен к
одежде? Во всяком случае, его руки подтверждают, что он не был знаком с тяжелым
физическим трудом. Да и ступни, не изуродованные тяжелой, грубой, неудобной
обувью, свидетельствуют, что ему не приходилось слишком много времени проводить
на ногах. Итак, скорее всего, это был мужчина из приличного общества…
Однако вернусь к обстоятельствам, при которых был обнаружен
его труп.
Ночной товарно-пассажирский поезд направлением на Казань
принадлежит к числу самых дешевых. Билет в общем вагоне стоит меньше, чем даже
на пароходе в третьем классе, а остановок поезд делает куда больше и чаще. Это
привлекает людей, а потому все вагоны третьего класса были переполнены народом,
как всегда бывает перед окончанием и закрытием Нижегородской ярмарки. Ее
многочисленные посетители разъезжались по губернии. Некоторые везли с собой
кое-какие покупки, и мужчина с двумя рогожными кулями не привлек к себе ничьего
пристального внимания при посадке. В вагонах третьего класса было народу
больше, чем сидячих мест, поэтому некоторые, особенно наглые, норовили
пристроиться и в первом, и во втором классах, к неудовольствию «чистой
публики». Кондукторы и проводники замучились гонять лишних пассажиров, охранять
подступы к дорогим вагонам призваны были даже истопники, и вот тут-то один из
них, по фамилии Олешкин, обратил внимание на какого-то высокого, худого, бедно
одетого человека, возле которого на полу лежали два куля. Завидев его в
тамбуре, Олешкин сначала ощетинился, однако пассажир не делал никаких попыток
перейти в вагон второго класса: стоял да смотрел в темное стекло, словно бы с
нетерпением ожидая приближения станции.
– В Растяпино едешь? – спросил Олешкин, который был
весьма словоохотлив. – Уже вот-вот прибудем.
Человек кивнул. Тут Олешкин обратил внимание, что на нем
шляпа с обвисшими полями, которая явно знавала лучшие времена, однако они
миновали настолько давно, что о них вряд ли кто мог вспомнить. Теперь-то, по
размышлении, можно предположить, что хозяин сих кулей нарочно надел такую
бесформенную шляпу, чтобы скрыть лицо понадежней, однако Олешкину сие в голову
не пришло.
Присмотревшись, он заметил, что кули явно запачканы кровью.
Однако этот простодушный, а проще сказать – скудный умом человек ничего не
заподозрил. Он сказал:
– Видать, у тебя жена родила, что так много крови!
На взгляд Олешкина, он изрек что-то до крайности смешное и
остроумное. Дураков бог бережет – глупый истопник и не знал, сколь близко
подошел к собственной смерти. Ведь, судя по всему, он имел дело с человеком
рисковым и опасным…
Обладатель помятой шляпы зыркнул на него из-под нависших
полей, а потом ответил:
– Да что ты, какая жена! Я бобылем живу. А что до кулей… На
ярмарке рыбки да мяса прикупил. Вон кровушка и подтекла.
И снова Олешкину не почуялось, не увиделось ровно ничего
несообразного в этом ответе. А между тем несообразность была налицо. Ехать из
Нижнего в Подвязье, в село, стоящее на реке, и везти из города в деревню мясо
да рыбу! Паче всего – рыбу!
Тут в тамбур повалил новый народ – станция приближалась.
Истопник ушел, чтобы не мешать. А когда поезд тронулся, оказалось, что пассажир
в мятой шляпе сойти-то сошел, да вот беда – «забыл» свои кули.