Подозрение, впрочем, было пока еще нечетким и не вполне
успело оформиться в моем мозгу, однако тут же я получила подтверждение ему. И
какое подтверждение!
– Ах нет, моя прелесть, мое нечаянное чудо, вы меня не
обманете! – пробормотал негодяй, чьи губы так и жгли мою кожу бесстыднейшими
поцелуями. – Ковалевская, о боже! Да кто, находящийся в здравом уме и
твердой памяти, решился бы сжать Ковалевскую в своих объятиях? Кто вообще
решился бы посмотреть в ее сторону? Она прикрывает свое костлявое тело
какими-то бесформенными облезлыми тряпками, а волос у нее, такое ощущение,
вовсе нет, потому что она прячет голову под старым грибом, именуемым шляпой.
Впрочем, может статься, Ковалевская стыдится не того, что голова лысая, а того,
что в нее отродясь не пришло ни единой путной догадки, одни лишь глупые
домыслы!
Боже мой… Этот голос! Да я узнала б его из тысячи, сей
ненавистный голос!
– А вот тут вы ошиблись, господин Смольников! –
пронзительно выкрикнула я. – Кое-что Ковалевская способна угадать!
Например, что только вы, вы один способны настолько гнусно обойтись с женщиной!
Силы мои точно бы удесятерились. Я отчаянно рванулась – и
едва не вылетела из коляски на мостовую, что, несомненно, закончилось бы для
меня плачевно. Произошло это потому, что державший меня негодяй – видимо,
испугавшись обличения! – немедленно разжал объятия.
– Возчик, стой! – выкрикнула я, хватаясь за купол
пролетки и таким образом удерживаясь от того, чтобы вылететь вон. – Стой,
тебе говорят! А ну, посмотри на меня! Обернись!
Кучер нехотя натянул поводья и медленно повернул рыжую
голову, тяжело сидевшую на саженных плечищах. Впрочем, в этом не было особенной
нужды, ибо я и так узнала… Филю Филимонова. Бывшего ямщика и моего клеветника!
Вот уж два сапога пара, Филя да Смольников! Как это они так
стакнулись, негодяй-возчик и негодяй-прокурор (товарищ прокурора, строго
говоря, но это уже мелочи). Поистине, рыбак рыбака далеко в плесе видит!
У меня создалось такое ощущение, что из моих глаз вырываются
искры пламени, словно у какого-нибудь сказочного чудовища. Однако, видимо, они
не так уж и обжигают, эти искры!
– Боже мой, – довольно равнодушно изрек Смольников,
слегка приподняв брови. – Ах, какой пассаж, какой реприманд неожиданный!
Да неужто это и в самом деле вы, Елизавета Васильевна?! Глазам не верю! Кто бы
мог подумать! Наша скромница, наша монашенка – и так разительно переменилась! Я
был очарован, истинно очарован! Я не мог удержаться от того, чтобы не
познакомиться с прелестницей как можно скорее…
Филя громко хрюкал на козлах.
Да они что, смеются надо мной, эти уличные хулиганы, эти
охальники, как назвала бы их Павла?! Издеваются?! Ну так я им покажу, что не
они одни издеваться умеют!
– Так это, стало быть, у вас такая манера ухаживать, мсье
Смольников? – уничтожающе изрекаю я. – Грязные домогательства, вот
что это такое! А если бы на моем месте оказалась невинная девица?!
– Что я слышу? – снова вскидывает брови
Смольников. – Если бы на вашем месте оказалась… А разве вы – уже не
невинная девица, Елизавета Васильевна?.. О, какой я недогадливый! Вы, видимо,
возвращались со свидания, с любовного свидания? И потому оказали такое
яростное, ожесточенное сопротивление мне? А, ну да, понимаю… Мои грязные, как
вы изволили выразиться, домогательства могли бы стереть с ваших уст его пылкие
поцелуи!
И он вдруг принялся с ожесточением отплевываться:
– Право, давненько не ласкал я женщину, которая до меня
принадлежала другому! Фу! А ведь я брезглив! Исключительно из врожденной
брезгливости и бросил шляться по публичным домам. И вот поди ж ты…
Бессмысленная, рассчитанная жестокость и чудовищная
несправедливость этого оскорбления застигли меня врасплох. Все, на что я
оказалась способна, это отвесить Смольникову пощечину. А потом… а потом, к
стыду своему признаюсь, я разразилась рыданиями.
Увы, нервы мои оказались предательски слабы. На оскорбления
негодяев нельзя обижаться, ведь они только доказывают свою подлую, гнусную
природу, это общеизвестно, но я… но я не смогла сладить с собой.
Не стану задерживаться на подробностях этой унизительной
сцены! Скажу одно: я рыдала так, что ничего вокруг не слышала и не видела, и
лишь по истечении какого-то времени смогла воспринимать звуки окружающего мира.
В основном эти звуки состояли из бессвязного, извиняющегося лепета товарища
прокурора Смольникова, на котором, положительно, лица не было. Видимо, при всей
своей бессердечности, он принадлежит к числу тех мужчин, которые не выносят
женских слез. Я слышала, что некоторые дамы охотно пользуются этой слабостью
своих мужей, женихов и прочих знакомых мужского пола. А что, если Смольников
решит, будто я рыдаю нарочно? Ломаю перед ним комедию?
От этой мысли мои слезы полились с удвоенной силой. И
Смольников не выдержал: ринулся спасаться бегством. Выскочил из повозки,
крикнув:
– Филя! Отвези Елизавету Васильевну домой, а затем приезжай
за мной в прокуратуру!
– Куда вы, ваше благородие?! – голосом потерявшегося
ребенка завопил Филя.
– Некогда мне истеричным барышням слезки утирать! –
выкрикнул Смольников на бегу. – У меня и без того дел по горло! Разве не
слышал, что моего письмоводителя убили?!
– Как же не слышал! – прокричал в ответ Филя. – На
куски беднягу разрезали да в рогожных кулях в поезде бросили!
Услышав это жуткое, потрясающее известие, я моментально
перестала быть «истеричной барышней», и слезы, заливавшие мое лицо, словно
ливни Всемирного потопа, иссякли в одну секунду.
– Что? – воскликнула я. – Сергиенко убили?!
Смольников замедлил свой бег по улице и повернулся ко мне.
– Смотрите-ка! – проговорил он не то с изумлением, не
то с досадою. – Да вы у нас и впрямь судебный следователь! А я было решил
– все-таки женщина!
Сама не знаю, какие чувства у меня вызвали эти слова. Не
знаю – и думать о том не стану!
В два размашистых шага Смольников возвратился к пролетке и
снова оказался рядом со мной – теперь, конечно, он сел на приличном расстоянии.
– Да, мы практически убеждены, что тот неизвестный,
расчлененный труп которого нашли в поезде два дня назад, – письмоводитель
прокуратуры Сергиенко. Его опознала квартирная хозяйка. Кроме того, совершены
еще две знаменательные находки, – говорит он серьезно. – Но, думаю,
об этом вы узнаете в прокуратуре. Туда нынче вызваны на совещание сыскные
агенты из уголовной полиции, судебные следователи и прокурорские работники. Там
вы и услышите о новых зловещих находках.
