– Осмелюсь возразить, ваше превосходительство, –
повторила я. – Это в квартире у мадам Бровман, где полов не моют месяцами,
легко можно отыскать кровавые следы. А Вильбушевич – доктор медицины. Уж
наверняка он отличается профессиональной чистоплотностью и требует того же от
прислуги. К тому же, если мы вспомним, как тщательно было обустроено убийство Сергиенко,
мы можем предположить, что эти люди умеют заметать следы. Я думаю, что ссора
Вильбушевича с дочерью была устроена для отвода глаз, чтобы отвести от нее
подозрения в случае чего. Вильбушевич, если он и в самом деле убийца, не
вульгарный тать с кистенем. Это человек хитрый и осторожный. Почти не
сомневаюсь, что мы ничего не найдем и ничего не сможем предъявить суду в
качестве неопровержимых улик. Разговоры с дочерью по телефону? Да какому же
отцу можно сие воспретить? Раскаялся в ссоре, ищет путей к примирению. Обмолвка
о квартирной хозяйке, кого-то опознавшей? Кроме меня, этих слов никто не
слышал, при желании умелый адвокат вывернет их наизнанку и придаст им
совершенно другой оттенок.
При слове «адвокат» на лицах всех здесь сидящих выразилось
одинаковое чувство: искреннее отвращение. Да, мы все ненавидим это продажное,
аморальное племя, которое только прикрывается защитою интересов личности,
стоящей в одиночку против общества. На самом деле представителям этой профессии
чуждо всякое понятие о совести, символом справедливости для них служит только
золотой телец, ради обладания которым они с пеной у рта станут защищать самого
кровавого убийцу, и пальцем не шевельнут ради защиты человека, обвиненного
несправедливо, но не способного заплатить щедрый гонорар. Нет, допускаю, есть и
среди адвокатов люди талантливые и порядочные, однако…
Впрочем, наверное, мне просто не везло с представителями
этой профессии?
– Что мы еще можем предъявить? – продолжала я. –
Фотоснимок письма? А где его оригинал? Да, определенное сходство с почерком
Луизы Вильбушевич есть, однако его слишком мало для суда. Конечно, нужно
провести серьезную графологическую экспертизу, но я отнюдь не убеждена в ее
бесспорности. Все-таки фотоснимок получился не вполне четким… То, что
Вильбушевичи одновременно с Сергиенко проживали в Минске, также весьма условная
зацепка. Вот если мы обнаружим конфликт Вильбушевича и Сергиенко еще тех
времен… А пока не стоит спугивать добычу обыском.
– Да что ж, мадам, то есть, пардон, мадемуазель, прикажете
сидеть сложив руки? – обиженно спросил Хоботов. – Покуда еще придет
депеша из Минска!
– Не тревожьтесь, Михаил Илларионович, она придет не позднее
послезавтрашнего дня, – успокоил его Птицын. – А пока сделаем вот
что. Надобно установить наблюдение за Вильбушевичами и этой их кухаркой или
горничной.
– Не забудьте про Лешковского, господа! – подал голос
Петровский. – Ведь до сих пор нет ни единственной зацепки для
расследования загадочной смерти его сестры, Натальи Самойловой… Ведь вполне
возможно, что Самойлова и наш Сергиенко еще с минских времен питали друг к
другу пылкую страсть. Госпожа Вильбушевич была в свою очередь влюблена в
Сергиенко. И, прихватив в помощь отца, порешила обоих из ревности,
воспользовавшись тем, что Сергиенко заодно и к хорошенькой кухарке клинья
подбивал…
Я вспомнила письмоводителя. Вот уж кого невозможно
вообразить в роли записного сердцееда! Эти самые сердцееды в моем представлении
такие, как, к примеру, Смольников: с наглыми, жгучими, черными очами. А
Сергиенко – нет, как выражается Павла, рылом не вышел! У меня письмоводитель
вызывал ощущение брезгливости. От него почему-то вечно пахло прогорклым луком.
И эта мордочка пожилого сорванца в сочетании с лысиной… Бр-р! Однако я
воздержалась высказывать свое мнение Петровскому, который был известен своей
обидчивостью.
– Позвольте предложить еще вот что, господа, –
проговорил Смольников. – Покуда мы будем ждать ответа из Минска, времени
действительно терять не годится. Надобно поближе присмотреться к семейству
Вильбушевич, побывать в их доме. Однако сделать сие следует ненавязчиво и
незаметно.
– В окошки подглядывать станете? – хихикнул Хоботов. Да
наш начальник сыскной полиции и впрямь не чужд юмора! Кто бы мог подумать!
– Все получится куда проще, – пояснил
Смольников. – Видите ли, госпожа Маркова, которой принадлежит дом,
половину коего снимает доктор Вильбушевич, – моя давняя приятельница.
Завтра день ее ангела (Маркову зовут Евлалией), и я традиционно бывал зван на
празднество. Поэтому Евлалия Романовна не удивится, ежели я появлюсь у нее и завтра.
Я устрою так, чтобы хозяйка пригласила к столу и жильца. А в это время…
– Прекрасная идея, – кивнул Птицын. – С богом,
Георгий Владимирович!
– Тут есть одно «но», господа, – смутился
Смольников. – Я бы попросил дать мне напарника.
– Да неужто госпожа Маркова так страшна, – хихикнул
Петровский, – что вы боитесь явиться к ней в одиночестве?
– О нет, она отнюдь не страшна, скорее наоборот, –
усмехнулся и Смольников, – однако при этом очень опасна. Простите меня за
то, что делаю вас невольными поверенными моей личной жизни, однако Евлалия
Романовна давненько имеет на меня некоторые далеко идущие виды. Боюсь, мне,
учитывая это, весьма затруднительно будет заниматься на именинах наблюдением за
Вильбушевичем, а тем паче – проникновением в его квартиру. Ко мне будет
привлечено все – я подчеркиваю, все! – внимание Марковой. А в это время
напарник мой сможет…
– Все понятно, – с ученым видом покивал городской
прокурор. – Видали этого Казанову, а, господа? Ну что ж, дадим ему
напарника.
– Выбирай из моих агентов кого хочешь, вот хотя бы
Рублева, – вмешался Хоботов. – Сам видишь, как он востер. Бери его –
не пожалеешь!
– Рад буду служить! – с воодушевлением воскликнул
Рублев.
– Нет, – покачал головой Петровский, – Рублев
агент великолепный, да только Георгию Владимировичу в приятели вряд ли
сгодится. Больно они разные и по возрасту, и по повадкам. Ему надо такого же
щеголя да жуира, каков он сам.
– А не боитесь, Георгий Владимирович, что сей напарник
отвлечет на себя благосклонное внимание дамы вашего сердца? – коварно
заметил Птицын.
– Евлалия Романовна моим сердцем отнюдь не умудрилась
завладеть, несмотря на все свои старания! – горделиво изрек
Смольников. – Отношения между нами несколько иного рода… Честно говоря,
придя к ней завтра, я хотел бы окончательно расставить все точки над i. Дать ей
понять, что на меня делать ставку бессмысленно. То есть мечтал бы двух зайцев
убить. А потому, господа, прошу дать мне для завтрашнего визита не напарника, а
напарницу.
– Тоже дело хорошее! – пристукнул по столу кулаком
Хоботов. – У меня и агентки есть. Подберем тебе такую кралечку, что просто
загляденье. Да ты сам придешь выберешь!
