– Ладно, а почему «Скорую»-то? – растерянно
пробормотала Света.
– Ну вы же помощь! – всхлипнула девушка. – Не МЧС
же вызывать!
Логично…
Паспорт нашелся под дедовой подушкой, так что ушли мы от
несчастных дебилов быстро.
Посмеялись в машине, но недолго: поступил новый вызов. Его
сделала перепуганная мамаша: у тринадцатилетней дочери начались сильные
судороги.
Вообще-то вызов касался детской «Скорой», но обе машины со
специальными детскими бригадами были на выездах, так что вызов пришлось
принимать линейной бригаде. Впрочем, она сегодня только называлась бригадой:
фельдшер Костя не вышел на работу, заболел, а замены Свете не дали. Пришлось
Алене надеть халат и таскать чемоданчик. От этого она сразу ощутила себя
невероятно значимой особой, и Света помирала со смеху, глядя на ее задранный
нос.
Алена с облегчением видела ее улыбку. Нет, грустная Света,
какой она была в квартире у Нонны Лопухиной, – это как бы вовсе не Света.
Рассказывая о том, что она увидела на кассете, Алена думала, что повергнет
подругу в еще более жуткий транс, однако весть о смерти Чупа-чупса (об этом уже
гудел город!) была слишком отрадной, чтобы Света могла сейчас горевать хоть о
чем-то. Да и город, надобно сказать, гудел отнюдь не печальным гулом… Алена,
которая, если честно, во время пресловутого дефолта отделалась ушибами и
переломами, опасными, конечно, для жизни, но все же вполне совместимыми с ней,
поняла, что она даже не представляла себе всей глубины ненависти, которая
угнездилась в народе к этому человеку. Она была так поражена откровенной
радостью Светы, что даже не стала посвящать ее в свои размышления, затянувшиеся
далеко за полночь. С другой стороны, холодная отповедь Денисова изрядно
охладила ее решимость хвастаться своими умственными изысками направо и налево.
Мало ли о чем там написано, в дневнике Елизаветы Ковалевской! Мало ли какие
бывают в жизни совпадения! Лучше еще раз все хорошенько обдумать.
Примчались, поднялись в квартиру. Еще на лестнице Алена
подумала, что их ждет очередная дурь. Стоило открыться двери, как она уверилась
в своих предположениях. Пару-тройку раз в жизни ей приходилось бывать в
коммуналках, ни одна из них не оставила приятного впечатления, эта тоже не стала
исключением. Открыла женщина до того неопрятная, что при виде ее хотелось
отвернуться и зажать нос. Она принадлежала к типу женщин-медуз: непомерно
расплывшееся тело так и колыхалось из стороны в сторону.
– Вы «Скорую» вызывали? – невозмутимо спросила Света и
даже изобразила приветливую улыбку.
– Я, я, проходите.
– Где дочка?
– В туалете сидит. Сейчас оправится и выйдет.
Немедленно вслед за этими словами приотворилась обшарпанная
дверь и оттуда высунулся остренький носик, блеснули темные любопытные глазки.
Женщина лет сорока – видимо, соседка – выкрикнула тоненьким голоском:
– Оправится, ишь ты! Ждите! Да она рожает там, в туалете, а
не оправляется!
«Медуза» вяло колыхнулась в ее сторону:
– Что ты городишь? У Ларочки животик скрутило!
– Ты что, слепая совсем? С чего ее так расперло в последнее
время? Плюшек натрескалась?
– Ларочка склонна к полноте, – невозмутимо
констатировала мать. – У нас у всех такая конституция.
– Конституция?! – взвизгнула соседка. – А это что?
Она высунулась из своей двери и принялась возить носком
грязной тапочки по полу.
Света и Алена наклонились – и отчетливо разглядели кровавую
цепочку, которая тянулась по коридору к туалету. Света громко ахнула и, сунув
Алене чемоданчик, кинулась туда, заколотила в дверь:
– Открой!
– Занято! – отозвался напряженный голос.
– Открой! Это врач! А то вышибу дверь!
Щелкнула задвижка. Света только глянула внутрь – и
всплеснула руками:
– Да ты соображаешь, что делаешь?! Уже воды отошли! Убить
ребенка хотела?
– Да он все равно никому не нужен.
Рожала толстая, вся в мать, девочка-«Медуза» прямо на
грязном полу в коридоре: дальше не дошла. Никто не помогал: соседка спряталась
за своей дверью, маманя плакала в комнате: «Я думала, она просто хочет в
туалет!» Алена бегала туда-сюда, из грязной кухни, где пришлось срочно кипятить
воду, в коридор, к Свете, потом сгоняла в машину: в каждой «Скорой» есть в
запасе стерильный набор для новорожденного, на всякий случай. Родилась
здоровая, крепкая девчонка, и ее вместе с глупенькой мамой, которая выглядела неожиданно
счастливой, увезли в больницу.
– Если такой полдень, то что будет к вечеру?! –
простонала Алена, забираясь в салон и испытывая острое желание не в кресло
сесть, а растянуться на носилках.
Света обернулась с переднего сиденья, блеснув смеющимися глазами:
– Не говори. Ночь была тихая, практически без вызовов, а с
утра все как будто с цепи сорвались! Но, может быть, сейчас настанет полоса
затишья?
Зазуммерил «Курьер».
– Покой нам только снится! – с преувеличенным отчаянием
сказала Света.
Новый вызов тоже касался детской «Скорой» («Ребенку плохо!»
– кричала в трубку перепуганная мать), однако опять же бросили на прорыв
линейную.
Это была одна из немногочисленных «элиток» Ленинского
района: приятной, ненавязчивой архитектуры, в стороне от шумного шоссе, посреди
тихого дворика. Внизу был домофон. Нажали кнопку с цифрой 14 – вызов поступил
из четырнадцатой квартиры.
– Кто там? – отозвался испуганный женский голос.
– «Скорую» вызывали?
– Да проходите! Коленька, мальчик, потерпи, «Скорая»
приехала!
Замок щелкнул, дверь открылась.
– Хорошая штука – домофон, – сказала Света. –
Удобная. Не то что кодовый замок, верно?
Она уже вполне весело вспоминала ночные блуждания по
Мануфактурной, однако Алена слово «код» воспринимала теперь очень неоднозначно,
поэтому ее улыбка получилась неискренней.
– Эй, ты что? – спросила Света, но отвечать времени не
было: они уже поднялись на второй этаж, и сейфовая, тяжелая дверь распахнулась
перед ними.
Ухоженная, красивая леденящей душу красотой женщина лет
пятидесяти в умопомрачительном халате с золотыми цветами и птицами придирчиво
оглядела пришедших, почему-то задержалась взглядом на Алене, скорчила
откровенную гримаску, но ничего не сказала, даже не поздоровалась, а
посторонилась, пропуская их в обширную прихожую.
– Где больной ребенок? – холодновато спросила Света.
Женщина высокомерно указала подбородком на одну из дверей.
Вошли… и споткнулись на пороге.
