Комиссар Коронас тоже не прыгал от радости. В свое время именно наш комиссариат расследовал убийство Сигуана, и теперь предстояло всколыхнуть устоявшиеся было воды, чтобы на поверхность всплыли все недостатки проделанной пять лет назад работы. Но такой кары, по его мнению, мы вряд ли заслуживали. И теперь он метал громы и молнии:
– Черт бы их всех побрал! Сколько сил угрохали без всякого толку на это убийство, будь оно трижды проклято, и вот – начинай все сначала. Что, интересно знать, воображает себе судья? Что пять лет спустя воссияет правда, осветив своими лучами священную империю закона? А ведь опытный человек… Но ведет себя как мальчишка-новичок. Всякому дураку понятно: если только случайно не обнаружился какой-нибудь след решительной важности, снова браться за расследование преступления, совершенного столько лет назад, – полный идиотизм.
Но комиссару пришлось скрепя сердце подчиниться решению судьи Муро, чья позиция была твердой и несокрушимой. Так что труп Сигуана, образно выражаясь, вновь встал перед нами во весь свой рост. И я, убедившись, что шеф явно не одобрял возобновления производства по этому делу, рискнула спросить:
– Так что, комиссар, мы и вправду должны рыть носом землю или достаточно только изображать кипучую деятельность?
Тотчас в лице его произошла разительная перемена, и он стал похож на свирепого пса, готового к броску.
– Что такое? Что вы сказали, инспектор? Я не понял вашего вопроса. Разве хоть раз в нашем комиссариате и под моим началом кто-нибудь “изображал кипучую деятельность”? Будьте уверены: если такое и случалось, то я об этом не знал.
– Это я… неудачно выразилась.
– Впредь постарайтесь выражаться поудачнее. Здесь мы всегда роем землю – носом, лопатой, грызем ее зубами, дерем ногтями – и будем рыть, пока не сдохнем. Так вот, я хочу, чтобы вы все свои силы, весь свой опыт употребили на поиски того, кто убил убийцу Адольфо Сигуана. Сегодня, как никогда прежде, поставлена на кон честь нашего комиссариата. Мало кому дается шанс исправить совершенные в прошлом ошибки.
– Слушаюсь, сеньор комиссар, не беспокойтесь, сеньор комиссар, все будет исполнено! – выкрикнула я почти по-военному.
– И нечего тут изображать из себя морского пехотинца, черт возьми! Вы что, издеваться надо мной вздумали? И вообще, вы, Петра Деликадо, обладаете редкой способностью портить мне настроение.
Наверное, я и вправду немного разозлила его, но ведь Коронас и так уже был в дурном расположении духа, когда я зашла к нему в кабинет. В глубине души причину я понимала, и мне даже было его чуть-чуть жалко: ему пришлось выделять на это дело двух сотрудников, когда работы у всех и так по горло, к тому же наверняка придется отвечать за ошибки пятилетней давности. Он ведь уже служил здесь, когда велось то расследование. Но это меня совершенно не касалось, пусть с прошлыми ошибками комиссар разбирается как-нибудь сам.
Если взглянуть на нынешнюю ситуацию под оптимистическим углом зрения, то легко прийти к такому выводу: расследование вновь открытых дел имеет свои безусловные плюсы – как с точки зрения теории, так и с точки зрения полицейской практики. Нет никакой нужды разрываться на части, стараясь в срочном порядке сделать и то и се, что непременно требуется, если преступление совершено только что. Не приходится обрабатывать свидетелей, парализованных либо страхом, либо какими-нибудь другими, не менее сильными, чувствами. Нет давления со стороны журналистов… Отчасти это похоже на полезную лекцию в Академии и дает отличный повод хладнокровно пустить в ход свои дедуктивные способности. Понятно, что, как и при решении всякой серьезной задачи, проблема коренится в подводке, иначе говоря, в вопросе: с чего начать? Когда я поделилась своими методологическими сомнениями с Гарсоном, он минут пять чесал свой небрежно выбритый подбородок. И наконец изрек:
– Думаю, инспектор, нам хорошо было бы попросить совета у кого-нибудь из тех коллег, кто уже занимался возобновленными делами. Глядишь, и подскажут, как заваривают такого рода кашу, если, само собой, ваша профессиональная гордость вам это позволяет.
– О гордости я окончательно и бесповоротно забыла в тот день, когда мне впервые пришлось просить помощи, чтобы поменять колесо у машины.
– А у самой что, не получилось? Вот уж никогда бы не поверил! Чтобы такая самостоятельная женщина…
– Притормозите, Фермин! Я ведь сказала, что забыла о гордости, но мой скверный характер остался при мне.
– Очень своевременное разъяснение.
– Может быть, мы наконец и о деле поговорим? Ваше предложение посоветоваться с кем-нибудь из коллег я принимаю. А с кем именно? Кого бы можно было сейчас найти?
– С Бонильей. Инспектор Бонилья в прошлом году расследовал убийство, совершенное тремя годами раньше. Одну девушку изнасиловали, а потом прикончили. Дело было закрыто из-за недостатка улик. Ну, родственники девушки продолжали подозревать ее парня. И не отставали от судьи, пока он не возобновил расследования. Убийцей оказался-таки тот самый молодой человек.
– И как до этого докопались, не помните?
– Парень к тому времени бросил очередную девушку – за эту ниточку Бонилья и потянул. Долго разводил с ней разговоры, пока она не сболтнула, что кавалер-то, оказывается, иногда вел себя довольно странно: у него, например, случались приступы ярости. Ну, его задержали. Надавили как следует, и через несколько дней он во всем сознался.
– К сожалению, нам с вами пока не на кого как следует надавить, но лиха беда начало. Ладно, сперва надавим на Бонилью, а потом – как бог даст.
Даниэль Бонилья был гораздо моложе меня. Он принадлежал к новому поколению полицейских – очень хорошо обученных, с блестящими способностями, выбравших эту службу исключительно по призванию. Мне до сих пор не доводилось беседовать с ним, однако нравилось, что он ходит с таким видом, будто служит в неправительственной организации альтернативного типа. В нашем комиссариате, между прочим, утвердилось мнение: он думает в первую очередь не о карьере, а о том, чтобы хорошо выполнить порученную работу.
Бонилья встретил нас очень любезно, и услышанные от него советы оказались и до сих пор кажутся мне весьма толковыми и здравыми.
– Не мне вас учить делу, – начал он. – С уверенностью могу сказать только одно: чтобы расследовать давнее преступление, надо до какой-то степени изменить собственный образ мыслей, само отношение к этой работе. Торопиться тут незачем, потому что убийца не может скрыться. Наоборот, надо двигаться вперед потихоньку, черепашьим шагом – именно потому, что убийца уже и так скрылся. Главное – детали, мелочи. Для начала придется очень много всего перечитать – все бумаги, все предписания, исходящие от судьи, все протоколы и отчеты тех, кто вел расследование в те времена. Читать, перечитывать, анализировать… Любые сомнения облекать в форму конкретных вопросов, собирать воедино и подвергать, в свою очередь, сомнению выводы, которые покажутся вам поспешными.
– А кто вел тогда это дело? – поинтересовалась я.
