– Я очень рада, что вы вновь взялись за расследование. Уверена, что на этот раз убийца Адольфо будет найден, – заявила она, и в лице ее на краткий миг вспыхнула решительность.
– А вы с самого начала не верили в то, что преступление совершил Абелардо Киньонес?
– Когда сразу после убийства этот самый Киньонес сбежал и его не могли отыскать, все казалось очень логичным: он проник в квартиру с целью грабежа, убил хозяина, хотя делать этого не собирался, естественно, испугался и постарался скрыться. Но, когда через два месяца и его нашли убитым в Марбелье, такая версия перестала быть для меня столь уж очевидной.
– А почему вы в то время не стали добиваться продолжения расследования?
– Понимаете, инспектор, я очень болезненно все это переживала. Когда убивают кого-то из твоих близких… Мне трудно найти подходящие слова… Это самое необычное, что может случиться с человеком. Кроме того… – Она понизила голос и опустила глаза. – Обстоятельства смерти сеньора Сигуана были очень унизительны для меня, надеюсь, вы понимаете. Я мечтала только об одном: чтобы этот дурной сон закончился и меня оставили в покое.
– Тогда почему именно сейчас вы попросили судью возобновить расследование? Случилось что-то такое, что заставило вас пойти на это? – включился в допрос Гарсон.
– Нет, ничего нового не случилось, и я уже давно считала эту историю похороненной. Зато в моей личной жизни произошли перемены, из-за чего я и обратилась к судье. Где-то с пару месяцев назад я решила продать квартиру в Барселоне и возвратиться в Галисию, к себе на родину. И переезжаю я туда совсем скоро. Мои родители очень немолоды. У меня есть там свой дом, неподалеку от них. Я приведу его в порядок и смогу заботиться о стариках, помогать им по мере сил. И вообще, меня тянет пожить на природе. В тех местах у меня много друзей и родственников, и, надеюсь, рядом с ними я найду тишину и покой. И вот, строя планы новой своей жизни, я вдруг поняла: одна вещь продолжает связывать меня с Барселоной. Я не могу уехать, зная, что убийство Адольфо осталось нераскрытым. И я чувствую вину, поскольку так никому и не сказала о своих подозрениях, поскольку не сделала всего возможного, чтобы поиски продолжились.
– Начать все заново непросто.
– Знаю, как знаю и то, что Барселона – чудесный город, но меня с ней уже ничего не связывает. Дочери Адольфо никогда меня не любили. После его смерти ни одна из них ни разу даже не позвонила мне. Поверьте, я пыталась как-то приспособиться к своему новому положению, но прошло пять лет – и ничего не изменилось, я по-прежнему совсем одна. Так что поеду в Галисию, поближе к своим корням. Я не собираюсь устраивать на родине собственное будущее, потому как никакого будущего перед собой не вижу, но там я, по крайней мере, окажусь среди близких людей.
– Напрасно вы так себя настраиваете, все в вашей жизни еще может наладиться. Я тоже был вдовцом и прожил бобылем невесть сколько лет, а потом, когда уже перестал на что-то надеяться, снова женился и сейчас счастлив.
Я онемела, услышав откровения Гарсона. Росалия Пиньейро посмотрела на него спокойно, на губах ее заиграла очень милая улыбка, в которой соединились кокетство и печаль, и произнесла с мягким галисийским акцентом:
– От всего сердца рада за вас, но сама я уже давно не верю в возможность чего-то подобного.
– Главное – не сдавайтесь, любовь может постучать в ваше окошко в любой миг.
Услышав последнюю фразу, я вздрогнула. И громко закашляла, чтобы помешать Гарсону продолжить свою речь. Я страшно испугалась, что он на этом не остановится, что порыв дешевого красноречия заведет его в бездонную пропасть самых пошлых и чувствительных сериалов. И я не ограничилась только кашлем – а на тот случай, если кашля окажется мало, чтобы проткнуть тошнотворно-приторный воздушный шар, в котором мы вдруг очутились, спросила вдову подчеркнуто сухим тоном:
– Ваш супруг часто прибегал к услугам молодых проституток?
В глазах Росалии Пиньейро с неожиданной яростью сверкнули молнии, но она тотчас сумела пригасить их и ответила:
– Нет, инспектор, насколько я знаю, ничем таким он не увлекался.
– Тогда как бы вы могли объяснить, что…
Она перебила меня с хорошо рассчитанной горячностью, которая была ей очень к лицу:
– Адольфо в последнее время перед своей гибелью был страшно озабочен. Возникли проблемы на фабрике. Финансовые дела шли неважно. И надо добавить, что дочери тоже не способствовали улучшению его настроения. С тех самых пор, как я с ними познакомилась, меня всегда поражало, насколько дерзко они себя с ним держали, видно было, что в них нет ни капли любви к отцу. Он изменился и сделался угрюмым.
– А вас он не обижал? – тут же спросил Гарсон таким тоном, словно готов был дать пару оплеух призраку Сигуана, если тот позволял себе что-либо подобное.
– Нет, ко мне он всегда относился хорошо. А с теми женщинами, как мне кажется, он просто давал выход напряжению.
– Вам известно, какие именно трудности возникли на фабрике?
– Нет, он никогда не обсуждал со мной деловых вопросов, а я его никогда ни о чем таком не спрашивала.
– Как вы познакомились?
– Он приехал в командировку в Ла-Корунью. Там у него был один очень хороший клиент, местный модельер. Он всегда покупал много тканей на фабрике Сигуана, а я работала у него в мастерской и даже была там за главную. Нас представили друг другу… Он зачастил к нам, звонил мне, приглашал…
– В то время он уже овдовел? – спросила я.
– Разумеется, он был уже вдовцом, – дернулась Росалия. – Его супруга умерла примерно за год до того.
– А когда вы поженились?
– Через семь месяцев после знакомства. Он настоял, чтобы это случилось как можно скорее, потому что ему было сложно ездить ко мне из Барселоны.
– Таким образом получается, что вы все же не были совсем далеки от сферы занятий своего супруга и тем не менее не имели ни малейшего представления о том, с какими трудностями сталкивался он у себя на фабрике, когда его убили.
– Заведовать швейной мастерской и управлять текстильной фабрикой – совсем разные профессии, инспектор. Кроме того, он был в этом отношении очень скрытным. Если хотите узнать подробности, обратитесь к Рафаэлю Сьерре, его управляющему. Он введет вас в курс дела. Я же знаю только, что после смерти Адольфо фабрика закрылась. Рафаэль открыл свое дело – магазин женской одежды. Он называется “Нерея” и находится в районе Эль-Борн. Если хотите, поговорите с ним.
– Непременно поговорим, не беспокойтесь. Если вы уедете в Галисию, оставьте нам, пожалуйста, номер телефона, по которому можно будет вас отыскать.
– Да, разумеется, и если что понадобится, я готова во всем вам содействовать.
Было очевидно, что моего помощника вдова Сигуана совершенно очаровала, достаточно было послушать его комментарии, когда мы оказались на улице: какая милая, какая любезная, какая вежливая… И конечно же она никоим образом не могла быть причастна к убийству супруга. Тут для меня кое-что прояснилось в синдроме судьи Муро: Росалия Пиньейро – это тип женщины, от природы наделенной обольстительной силой, тип женщины, способной покорить любого мужчину. Примеры тому – Муро, Гарсон да и сам Сигуан, который попросил ее руки всего через семь месяцев после знакомства. И удивляться тут нечему. Пиньейро была красоткой, но та сила притяжения, которая превращает мужчину в твоего обожателя уже через пять минут после первой встречи, на мой взгляд, связана не только с красотой. Так что же на самом деле представляла собой Росалия Пиньейро? Не про таких ли говорится, что в тихом омуте черти водятся? Не таится ли за ее податливой мягкостью неиссякаемый источник зла?
