«Ну что ж, упокой душу, раба Божьего, Цаплина, кажется, Кондратия, отчество не помню».
Вдруг по телу гусара прошла судорога… Он открыл глаза! Безумный невидящий взгляд уперся в капитана… Труп ожил?! Голевский в ужасе отскочил от Цаплина! Мороз побежал по коже.
– Что за чертовщина! Это проделки сатаны! – воскликнул капитан, пятясь назад.
Цаплин встал. Весь его мундир был залит кровью. Он выдернул саблю из земли и двинулся на Голевского.
«Нечистая сила! Сгинь, сгинь!» – попятился гвардеец.
Оцепенение продолжалось недолго. Голевский все же взял в себя в руки. Кем бы поручик ни был, сатаной или колдуном, капитан будет с ним драться. Голевский обнажил свою острую саблю и встал в позицию… Он был готов к нападению…
Поручик-мертвец приближался к нему…
Абсолютно непроницаемое бледное лицо, остекленелый взгляд, зловещий оскал. Капитан зашептал отрывок из двадцать шестого псалма.
«Господь – свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут…»
Вот Цаплин все ближе…
«…Надейся на Господа, мужайся, и да укрепляется сердце твое, и надейся на Господа!» – с этими словами Голевский ринулся в бой.
Схватка с нечистой силой началась! Сталь ударилась об сталь, да так, что искры посыпались в разные стороны! Заскрежетал, зазвенел смертоносный металл!
Выпад, еще раз выпад!..
Цаплин теснил Голевского, нанося яростные удалые удары – поручик лихорадочно отбивался.
Удар, еще удар!..
Противники разошлись и снова закружились в незримом и опасном хороводе. В атаке уже капитан. Ряд хитроумных фехтовальных комбинаций, но ни один удар не причиняет поручику никакого вреда.
Противники вновь отступили на исходные позиции. И снова клинки сцепились с неистовой силой! Звенят, лязгают, скрежещут. Дуэлянты рубятся, рубятся, рубятся…
И вот Голевский шагнул вперед.
Ловкий прием… Свист рассекаемого клинком воздуха.
Есть! Отрубленная кисть гусара вместе с саблей упала на землю! Гусар схватился за обрубок и недоуменно уставился на Голевского. Затем – на отрубленную руку. Что-то в его мозгу щелкнуло. Цаплин наклонился, чтобы подобрать саблю другой рукой. Но Голевский не стал ждать новой атаки, а ловко срубил голову. О боже, тело без головы продолжало двигаться! Оно все же подняло оружие и размахивало им наугад. Как в жмурках. Цаплин не видел Голевского, но пытался поразить его. Капитан шагнул в сторону и рубанул мертвеца под колени – тот упал. Сухожилия были перерезаны, и мертвец не мог уже больше подняться. Он подергался, подергался и затих.
Капитан подозвал насмерть перепуганных Игната и смотрителя. Те унесли Цаплина за сарай. Отрубленную голову и кисть завернули в узелок и положили рядом с телом. Голевский строго-настрого наказал старику хранить в тайне этот поединок.
– Запомни, меня здесь не было. И ничего такого сверхъестественного здесь не происходило. Скажешь, что на офицера напали разбойники в масках. Убили, ограбили. Понял?
– Как скажете, барин.
– Ты меня не записывал же. Так ли?
– Не успел, барин.
– Запиши под другим именем. Смотри, почтенный смотритель, держи язык за зубами, или в Сибирь поедешь на вечную каторгу.
Старик испуганно закивал. Голевский дал ему сто рублей и спешно покинул станцию. Игнату он строго-настрого наказал молчать о происшествии. Тот поклялся всеми святыми, что будет нем как рыба и об увиденной дуэли не скажет никому ни слова. Могила! А в одной из деревенских церквей, что встретилась по дороге, Голевский поставил свечку за спасение своей души и заказал благодарственный молебен. После этого он истово помолился, прочитал 90-й псалом и на время успокоился. Правда, ненадолго. В дороге не мог ни заснуть, ни подремать, бессонница надолго овладела им: призрак Цаплина витал над ним, не давая отвлечься или погрузиться в сон. Игнат предложил проверенное лекарство – шкалик водки. Капитан воспользовался советом слуги – и тут же уснул как убитый.
* * *
На четвертый день своего путешествия Голевский прибыл в Москву. Капитан все никак не мог отойти от дуэли. Его трясло. Он все прокручивал и прокручивал в голове жуткие эпизоды поединка. Картина была настолько ярка, будто он видел ее наяву.
Вот они сходятся…
Вот он стреляет…
Вот умирающий поручик…
Агония… Застывшие зрачки – и вдруг судорога! Мертвец оживает, встает! Безумный, страшный нечеловеческий взгляд вперяется в него. Просто чертовщина. Мистика! От такого сразу и не отойдешь. Жуть-то какая!
– Барин, кажись, приехали!
Капитан очнулся от возгласов Игната и посмотрел направо… Точно, приехали. Вот знакомая улица, знакомый особняк, привычные глазу люди. Боташевы были рады его видеть. Голевский был тронут теплым приемом, чуть слезы не выступили на глазах. Растворившись в море любви и внимания, на какое-то время отвлекся от тяжелых мыслей по поводу всякой чертовщины.
Даша при виде капитана сильно смутилась, потупила свой прелестный взор и покраснела. Девичьи щеки расцвели пунцовой розой. Она заметно волновалась. Сквозь декольте красивого жемчужного платья было видно, как бурно вздымается ее грудь.
Княжна старательно отводила глаза, стараясь не встречаться с пристальным и призывным взглядом Голевского. Казалось, этот взгляд прожигает ее насквозь, как самый жаркий и пронизывающий луч солнца. Этот взгляд взывал, настаивал, просил, умолял о снисхождении: «Ну же, сударыня, посмотри на меня! Умоляю! Хоть одним глазком…»
Наконец княжна, не выдержав страстного немого натиска Александра Дмитриевича, подняла свои глаза – и взоры влюбленных пересеклись…
Даша замерла в немом ожидании… Голевский широко улыбнулся и ласково на нее взглянул, лицо ее оживилось, глаза счастливо заблестели.
Виват любви! Она помилована!
Князь заметил эти переглядывания и внутренне улыбнулся. Кажется, он понимал природу этих немых, но выразительных взглядов. Старик по-отечески похлопал капитана по плечу.
– Благодарю тебя за то, что решился на сию поездку. Я уже старик, часто болею… А ты молод, Александр, молод, ты выдержишь сие путешествие. Поезжай, друг мой любезный, поклонись от нас всех могилке Мишеньки, царство ему небесное, помяни товарища, поставь свечку в местной церкви, дай денег церковнослужителям, дабы ухаживали за могилой и стерегли. А также если сможешь, привези его личные вещи, какие там остались, сделай милость… Жаль, что перстень наш фамильный украли эти подлецы…
Княгиня одобрительно закивала, соглашаясь со словами мужа.
– Так выполнишь просьбу старика, а, Саша?
– Непременно, Николай Николаевич.
