Они весело поболтали. В два часа ночи княжна решила покинуть гостеприимный дом губернатора.
– Вас проводить, сударыня? – осведомился у нее Голевский.
– Да. Но только до кареты. А далее – не стоит себя затруднять.
– А где вы остановились, княжна? У знакомых или…
– В гостинице Дворянского собрания.
– Понятно. Простите меня за нескромную настойчивость, княжна, но могу ли я завтра с вами увидеться?
– Несомненно. Я приму вас у себя. В какое время, я еще не знаю, сообщу позднее. Хотела бы попросить вас сопровождать меня в Красноярск. Я боюсь путешествовать одна.
– С удовольствием. Мы это обсудим.
Он подсадил полячку в карету и взял княжну за руку.
– Прелестная Мария, вы подарите мне один поцелуй? Он мне так нужен, иначе я буду плохо сегодня спать.
– И я… Зажмурьте глаза…
Он зажмурился. Ее теплые и страстные губы коснулись его губ. Польская Афродита поцеловала гвардейца… Голевский торопливо ответил. Губы их слились в упоительном и долгом поцелуе. А когда они разомкнулись, обоих влюбленных трясло от сильного возбуждения.
– До встречи, месье капитан! Благодарю за чудесный вечер! – попрощалась с Голевским княжна и приказала кучеру трогаться с места.
Княжна уехала, а Голевский вернулся в дом. Полозов не преминул подколоть своего родственника.
– Александр, ты делаешь потрясающие успехи. Вот что значит петербургские кавалеры – ни одна из женщин не устоит пред ними. Самая крутая скала женской неприступности разобьется о твой напор, мой друг. То дочке губернатора вскружил голову, то этой польской княжне.
– Ты преувеличиваешь, мой милый друг. Вынужден тебя огорчить, княжна мне отказала.
– Не может быть. Она так на тебя смотрела, бедняжка, что я уже было решил, что у тебя с ней наметился полный шарман.
– Вот и не угадал, братец. Это все нелепые домыслы.
– Да? Хм, а я думал… Ладно, оставим эту маленькую тайну в покое.
Полозовы решили покинуть бал и позвали его домой. За что он был им безумно благодарен. Он устал, он хотел спать.
…На следующий день, отобедав с семейством Полозовых, Голевский велел Игнату отнести записку в гостиницу к польской княжне и дождаться ответа. А в записке капитан написал:
Сударыня!
Помню о данном Вами накануне обещании и посылаю к Вам гонца за благоприятным ответом. Надеюсь, Вы не откажете мне в аудиенции. Ежели Ваш ответ будет отрицательным (что для меня будет сильнейшим ударом), или Вы будете медлить с приглашением, то дуло пистолета будет приставлено к моему сердцу! В великом нетерпении —
Ваш страстный поклонник.
И Фокину на всякий случай отправил записку, куда пойдет. Вряд ли это ловушка, но береженого Бог бережет.
Вскоре Игнат вернулся с запиской от княжны:
Сударь!
Я желаю всеми своими силами спасти Вашу драгоценную жизнь! Приходите немедленно и оставьте ради бога Ваш пистолет в покое! Такими вещами не шутят, милостивый государь! Номер 33.
Ваша всегда страстная поклонница
Голевский самодовольно улыбнулся: княжна не против маленькой интрижки. Что же, путь до Красноярска с этой дамой будет явно нескучным. А если еще ответить взаимностью – то путешествие будет нескучным вдвойне.
* * *
Голевский объявил Полозову, что срочно уезжает. Родственник всплеснул руками, прослезился и стал упрашивать остаться еще погостить. Но Голевский был непреклонен. Сердечно с кузеном простился, приказал Игнату собрать вещи и снарядить кибитку и отправился на улицу Воскресенская. За квартал до гостиницы он оставил экипаж с Игнатом и прошелся пешком.
У входа в гостиницу капитан оглянулся: не следит ли кто-нибудь за ним. Убедившись в отсутствии поблизости каких-нибудь подозрительных лиц, он смело вошел внутрь. Портье указал номер 33, и капитан поднялся на третий этаж. Дверь открыл слуга. За его спиной маячила невзрачная служанка. Прислужник Голевскому сразу не понравился. Что-то не похож он на простолюдина. Взгляд уклончивый, изучающий, но не лакейский. И ведет себя нераболепно. Словно он вовсе не слуга, а вельможа. Возгордился, что ли, голубчик. Особая примета у лакея – нос с горбинкой.
Слуга что-то буркнул по-польски и указал вглубь комнаты. Голевский прошел туда и нашел княжну, сидящей в кресле. Она была очаровательна. В легком розовом платье с рюшами, волосы собраны в высокую прическу и украшены розовыми лентами. На пальчиках ее сверкали кольца с драгоценными камнями. Изящно подперев прелестную головку ручкой, она держала в другой руке томик Ларошфуко и делала вид, что читает. Она будто не заметила появления бравого офицера. Голевский мгновенно оценил данную ему диспозицию и в начале маневра выдал заранее заученную фразу:
– Трудно дать определение любви…
Княжна вздрогнула и оторвала взгляд от книжки.
– …О ней можно лишь сказать, что для души – это жажда властвовать, для ума – внутреннее сродство, а для тела – скрытое и утонченное желание обладать, после многих околичностей, тем, что любишь.
– Ах, это вы, пан капитан! – улыбнулась княжна. – Я и не заметила, как вы вошли. Признаюсь, не знала, что вы тоже почитатель этого великого французского остроумца, – глаза княжны засияли, как небесная лазурь. – Проходите, проходите. Я очень рада, что вы приняли мое приглашение.
– Покорнейше благодарю за сие приглашение, сударыня.
Она протянула руку для поцелуя, капитан с трепетом припал к ней губами… Вербицкая теперь уже обратилась к своим слугам. Ее лицо на миг сделалось строгим:
– А вы оба быстренько пойдите прочь! Слышите! Я вас позову, если надо.
Слуги шмыгнули за дверь, все затихло. Лицо княжны снова приняло свое прежнее приветливое выражение.
– Поверьте, пан капитан, я действительно искренне рада, что вы пришли. Надеюсь, вы будете сопровождать меня, беззащитную женщину, в далеком и опасном путешествии. Я так боюсь разбойников. А с вами, с храбрым, опытным боевым офицером, мне будет совсем нестрашно. Даже один ваш мужественный вид меня успокаивает.
– Спасибо за комплимент. Всегда к вашим услугам, сударыня.
– Благодарю за поддержку. Извините за скромные апартаменты, пан офицер. Увы, это не мой родовой замок, где все сверкает роскошью, а убогая захолустная гостиница. Тут все скромно и прозаично. Что же, приходится привыкать к трудным обстоятельствам. Такова участь любого путешественника. Но я думаю, вам будет здесь уютно. Не правда ли, пан капитан?
– Свет вашей красоты затмевает скромность любого жилища. Я вижу этот восхитительный свет, остальное меня нисколечко не интересует.
– О, вы так любезны…
Он взял ее снова за руку.
