Фрол отозвал Голевского. Подъесаул подытожил потери отряда.
– Несколько раненых, шестеро убитых, среди них один агент, Аристарх в том числе.
– Аристарх?! Быть не может!
– И Григорий.
– Я знаю про Григория. Он умер у меня на глазах. Герой заслонил меня от вражеской пули. Коли не он, я бы был уже убит… Жаль казаков! Храбрые были воины. Вот выполню поручение, непременно замолвлю слово об этих казаках, пусть их близким двойною пенсию определят. А что за наших противников? У них какие потери?
– У них восемь убитых и семеро раненых. Трое или четверо ускакали.
– Пиррова победа, – сказал Голевский.
Это древнее крылатое выражение было как раз к месту. Да, сражение выиграно, но какой ценой!
– Да, пировать еще рано, – не понял своего командира Фрол.
– Оставим раненых здесь. Надо двигаться далее.
– Что-то, Александр Дмитриевич, мне не нравится этот господин от жандармерии. Чует мое нутро, гадкий он человек, нехороший.
– Мне он тоже не нравится.
– Давай сделаем вот что, ваше благородие…
Он заговорщицки подмигнул Голевскому и зашептал что-то на ухо. Капитан одобрительно закивал головой.
Шепелев вскочил на коня. Возле ротмистра крутился оставшийся в живых агент.
– Я поскачу вперед за подкреплением! – крикнул ротмистр. – А вы покамест, Александр Дмитриевич, ждите меня здесь. Без охраны нам непозволительно оставаться. Сил у нас мало. А вдруг впереди еще засада? Кто знает?
– Удачи вам. Мы будем ждать, – помахал ему рукой капитан.
Когда Шепелев ускакал, капитан подозвал Фрола.
– Мы не будем ждать его, Фролушка. Приведет ли он подкрепление или нет – еще неизвестно. А промедление в нашем предприятии – смерти подобно. Надо спешить в Петербург. Время идет не на часы, а на мгновения. Заговор надо предупредить. Отечество в опасности.
– Так точно, ваше высокобродие. Токмо следовало бы расседлать коней хотя бы на час, облегчение им учинить, скакали они воно скоко, бились. К тому же надо смазать им ссадины и раны.
– Ты прав, братец, лошади измотаны, но часа слишком много в нашей непростой ситуации, хватит и полчаса. Отбери самых лучших лошадей.
– Есть, ваше высокоблагородие.
– Фрол, сколько нас еще осталось в строю?
– Мы с вами, господин капитан, да еще четверо казаков. У одного легкая царапина, у другого незначительная рана – до свадьбы доживет.
– Берем их с собой.
– Слушаюсь, ваше высокобродь.
– Ничего, прорвемся. Бог не выдаст, свинья не съест, добрый конь не подведет.
– И то верно, Александр Дмитриевич, Илья пророк нас защитит.
Фрол поспешил к казакам с приказом расседлать лошадей на полчаса и готовить кибитку к отъезду.
* * *
Кибитка мчалась все быстрее и быстрее.
Комья снега летели из-под саней. В купе экипажа – сам Голевский, на облучке кибитки – казак-хорунжий. Служивый хлестал лошадей вожжами, подгонял, кричал на них: «Но, родимые, давайте, выручайте!» За экипажем мчались, не отставая еще трое казаков. Все они спасались от погони. За ними гнался подоспевший на помощь к заговорщикам еще один отряд кавалеристов. А возглавлял их не кто иной, как… предатель Шепелев, он же – Красс! Прав был Фрол, ох как был прав, что не доверял этому жандарму.
Более свежие кони заговорщиков начали догонять подуставших лошадей казаков. Погоня приближалась. Заговорщики начали доставать оружие. Теперь расстояние уменьшилось до пистолетного выстрела…
Бабах! – раскатисто прозвучал первый выстрел.
Ба-бах! – взвизгнул второй.
Вразнобой захлопали остальные выстрелы.
Один казак упал с лошади. Жив он или мертв, никто не знал. Двое смельчаков-казаков развернули своих жеребцов и помчались навстречу отряду. Надо задержать преследователей. Пусть кибитка уйдет подальше. И вот в двоих бесстрашных казаков врезался многочисленный отряд. Схватка, увы, была жестокой, но скоротечной, оба казака пали смертью храбрых. Но перед тем как погибнуть, они успели убить одного преследователя, а другого ранить. Что и говорить, настоящие вояки, герои. И погибли как герои. Казаки никогда не отступают и не сдаются. В том-то их сила.
А кибитку все продолжали преследовать… То настигали, то отставали. То снова настигали. Снежные комья летели из-под копыт. Пар из лошадиных ноздрей. Топот, ржание, окрики, свист, выстрелы.
Вдруг на повороте одно колесо зацепилось за корни здоровенной сосны. Раздался ужасный треск. Колесо отлетело в сторону и врезалось в ствол другой сосны. Кибитка накренилась набок и перевернулась. Разлетелась. А справа – крутой каменный обрыв!
Вылетел Голевский из разлетающегося на куски экипажа – и в обрыв! А там под снегом – острые камни! Лошади понесли ямщика. Тот запутался в вожжах и погиб мучительной смертью. Долго тащили лошади мертвое изодранное в кровь тело возницы.
Шепелев осадил разгоряченного коня около перевернутой кибитки.
– Эй, братья, живо сыщите саквояж с документами! Тщательно осматривайте каждый сугроб, каждый пень, каждую кочку.
Заговорщики спешились с коней и рассыпались по лесу. Вскоре нашли ценную вещь и отдали Шепелеву. Один из преследователей, переодетый в мужицкое платье драгун, встал на краю обрыва и посмотрел вниз.
Ротмистр крикнул ему:
– Проверь, что с ним, прапорщик?
Драгун еще раз посмотрел вниз:
– Готов, ваше высокоблагородие!
– Точно готов? Погляди внимательнее!
– Да, точно готов! Мертвее не бывает. Разбился, весь в крови. Мундир – в клочья. Вместо рожи – кровавое месиво. О, господи, ужасная смерть, себе не пожелаю. Лучше умереть в бою, чем так по глупости.
– Ясненько. А где этот казак, как его, Фрол, его среди убитых нету. Сыщите его обязательно! Вдруг ему капитан что-то передал важное. Он не должен от нас уйти. Возвращаемся!
Отряд дружно поскакал назад. Теперь первостепенной задачей заговорщика Шепелева стал поиск и задержание подъесаула Фрола Рогожина.
* * *
К Диктатору вошел расстроенный прапорщик Измайловского полка Хронов, он же – Гораций. Четко доложил главнокомандующему:
– Мой Диктатор, смею доложить, что прибыл курьер от Красса и Максимилиана.
– Так, так и что же?
– Отступник убит, уничтожен и весь его сопровождавший отряд. Документы захвачены, приказ выполнен. Все.
– Ах, какие молодцы! Ай да, молодцы, дай-ка я тебя расцелую, – осчастливленный долгожданным известием глава Союза троекратно расцеловал прапорщика. Заметив печальные глаза гонца, поинтересовался. – А почему ты расстроенный, что-то случилось? Ну, говори.
