Бозатти торжествовал.
Вот он, желанный миг победы! Вскоре он вкусит этот сладкий и запретный плод. Плачь, бейся, как рыбка в сетях, драгоценная княжна! Ничто тебе не поможет. И никто! Потной ладонью насильник с вожделением гладил девичье тело.
Сейчас все свершится…
Aspetta un momentino, bella!
[35]
Княжна извивалась, плакала. Слезы лились из ее глаз ручьем. Она была беспомощна. Вот-вот ее честь будет потеряна. Тогда ей не стоит жить после этого. Такого позора она не вынесет…
Вдруг послышался резкий звук.
Будто ударили топором. И тут же – нечеловеческий крик.
Княжна почувствовала, как тяжелая туша сползает с нее и с грохотом падает на пол.
Что произошло?!
Кто-то стал развязывать ей руки. Кто ее спаситель? Знакомое сопение и мычание. Это же Иван! И вот руки свободны. Она обернулась, привстала с кровати. Точно Иван! Кто бы мог подумать, что он придет ей на помощь. Алые пятна крови везде – на лице Ивана, на руках, одежде. На полу – недвижимо лежащий мерзавец Бозатти. Вся голова его залита кровью. Широко открытые глаза остекленели навечно, гримаса ужаса застыла на ее лице. Рядом валялся окровавленный топор.
Поняв, что насильник мертв, княжна вскрикнула от ужаса. Постепенно пришла в себя и спросила:
– Иван, это ты сделал?
Глупый вопрос, но это была первая фраза, пришедшая ей на ум.
Слуга радостно закивал и замычал.
– Ты его убил?
Опять глупый вопрос. Но это все от пережитого потрясения.
Снова счастливое кивание. Он стал показывать знаками, что нужно бежать.
– Бежать? – догадалась Даша. – Стало быть, говоришь, бежать? Да, да, ты прав, надо бежать. Как можно скорее.
Он закивал головой. Схватил ее сундучок и вынес к кибитке. Пока Дарья надевала верхнюю одежду и повторяла про себя как заклинание слово «бежать», Иван перетаскал к экипажу все ее вещи.
Когда они проходили сени, княжна снова закричала от страха: там лежал убитый Бруно. Это тоже была работа Ивана. Слуге итальянца хватило и одного удара ножом. Удар был нанесен сильно, прямо под лопатку. Бруно даже не смог предупредить хозяина.
Перескочив через труп Бруно, княжна в ужасе вылетела на улицу и кинулась к экипажу. Иван летел следом. Едва Дарья села в кибитку, как тут же вспомнила:
– Господи, Иван! Моя шкатулка! Она осталась там! Ваня, милый, извольте принести ее мне, там самое мое ценное и дорогое: письма, фамильные драгоценности. Ваня, пожалуйста!
Немой услужливо закивал и побежал в дом. Вошел в комнату, где лежал убитый Бозатти и нашел шкатулку.
И вдруг оглянулся… Чуть не лишился рассудка!
Перед ним стоял… Бозатти! Весь в крови, но живой! Правда, взгляд недвижимый, как у настоящего мертвеца. Немой невольно попятился. Бозатти подскочил к нему и, вцепившись ему в горло, стал душить. Иван еле разжал ледяные, холодные пальцы. Бозатти засмеялся зловещим смехом. Схватил нож. Немой в ужасе отступил.
Это дьявол! Точно дьявол!
Немой перекрестился. Достал топор из-за пояса – и вовремя! Бозатти со страшным криком кинулся на немого…
– Хрясть! – острое лезвие вонзилось промеж глаз офицера.
От сильного удара итальянец упал, топор и так и остался торчать между глаз. Невероятно, но Бозатти никак не хотел умирать. Живуч как сказочное чудо-юдо о трех головах. Рубил ему головы Иван-крестьянский сын, рубил, все вроде срубил, вроде смерть чудищу, а Змей Горыныч чирк огненным пальцем по кровоточащим шеям – и головы снова на месте, и чудовище снова в строю. Отруби сейчас Иван-глухонемой сын итальянскому злодею голову – насильник и без нее будет жить! Это точно.
Бозатти снова рассмеялся могильным смехом, попытался встать, поскользнулся в луже собственной крови и упал. Но поднялся. Иван содрал штору, отделявшую кухню от горницы, и накинул на злодея. Схватил свечку и, навалившись на Бозатти, поджег штору. Материя загорелась, загорелся и Бозатти. Он вскочил на ноги, запнулся, снова упал, причем с оглушительным грохотом. А в это время Иван сообразил поджечь занавески и кинуть в Бозатти свечу. Сам Иван вылетел из дома, схватил первое попавшееся бревнышко и подпер дверь. И сделал это вовремя! В запертую дверь уже ломился охваченный пламенем Бозатти.
– Скорей, Иван, скорей. Ехать нужно! – звала его уже княжна.
Если бы она увидела ожившего Бозатти, она точно бы умерла от сердечного приступа.
Немой с безумными глазами вскочил на козлы и хлестанул лошадь по хребту. Кибитка со скрипом сорвалась с места и помчалась вперед.
Из окон избы уже вылетали снопы пламени, пожар набирал силу. Вскоре дом запылал, как гигантский факел. Из окна выскочило обугленное тело Бозатти и упало замертво. Больше он не шевелился. Выходит, победил итальянского змея Иван-крестьянский сын.
* * *
Кибитка, проехав верст десять, вдруг встала.
Княжна тут же насторожилась.
«Отчего Иван остановился? Что-то случилось? Какое-то препятствие, овраг, мост, река? А может быть, разбойники, мятежники? Или опять появились люди таинственного похитителя?»
Если это они, то княжна этого больше не переживет. Сердце ее бешено заколотилось в груди. Страх неумолимо вползал в ее душу. Но вроде не слышно ржания чужих лошадей, звука выстрелов или звона сабель. Там нет разбойников. Тогда что там? Что за пугающая неизвестность!
– Иван, что там?
Открылась дверь. Слава Богу, это слуга. От сердца княжны сразу отлегло. Хорошо, что не бандит. Если бы к ней сунулась какая-нибудь зверская рожа оголтелого головореза, она бы не пережила, сошла с ума наверно. А тут молчаливо-простодушная физиономия преданного Ивана. Слуга мычал и показывал куда-то вперед.
– Что случилось, Иван?
И снова мычание, и снова знаки.
– И кто тебя право поймет, горе ты мое, – пожурила слугу княжна, но все же вылезла из кареты.
Немой указывал рукой на дорогу. Там стояла какая-то лошадь. Откуда здесь лошадь? Чья она, и где ее хозяин? Княжна, натянув поглубже меховой капор, придерживая одной рукой поднятый воротник салопа, а другой – полы платья, твердо и решительно зашагала по заснеженным рытвинам и ямкам. Иван семенил рядом, забегая то с левой, то с правой стороны. Хотя он ничего не мог сказать княжне, он вел с ней мысленный диалог.
«А я, стало быть, гляжу, чья-то кобыла стоит, а возле нее, батюшки, лежит какой-то человек. Да, вот странно, на снегу лежит и не шевелится. Убили, что ли. А с другой стороны, думаю, не засада ли это, не притворяется ли человек. Вдруг выйдем из экипажа, а на нас как из-за деревьев выскочат супостаты похлеще предыдущих! И в самом деле опаска у меня была в этот раз. Осмотрелся, ан нет, не засада это, позвал вас».
