Время обеда пролетело быстро. Князь, сославшись на плохое самочувствие, удалился в свой кабинет. Прощаясь, попросил Голевского бывать у них чаще. Капитан заверил князя, что непременно будет это делать. Даша сопроводила старика наверх и больше не появлялась. Тогда Голевский решил откланяться. Провожала его только Вера.
– Даша задержалась у постели больной матери, – объяснила капитану она.
Потом пристально и с грустью взглянула на капитана. Из ее груди вырвался тяжелый вздох. Голевский щелкнул каблуками и кивнул.
– Позвольте попрощаться, Вера Николаевна. Уже поздно.
– Да, да, Александр Дмитриевич, поезжайте. Но непременно обещайте, что будете чаще бывать у моих родителей и наконец-то примете приглашение отобедать у нас, в родовом особняке Переверзевых. Мой муж будет рад с вами познакомиться.
– Хорошо, обещаю посетить вас, как только представится случай.
– Послезавтра я, мой муж и Даша едем в Петербург. Мы с сестрой – для того чтобы проведать наших родственников, а граф – по своим делам. А в среду моя тетушка, Мария Андреевна, дает бал. Вполне вероятно, что вы там сможете с нами увидеться. Вы будете на балу, Александр Дмитриевич?
Голевский учтиво склонил голову.
– Непременно я там буду, Вера Николаевна. Не сомневайтесь.
– Право, Александр Дмитриевич, мне так неловко. Отчего вы меня зовете по отчеству? – смущенно улыбнулась Вера. – Это ужасно. Я при этом ощущаю себя весьма древней старушкой. Разве вы не можете называть меня как и прежде – Вера.
– Увы, нет. С тех пор многое изменилось, Вера Николаевна, – нарочно еще раз уколол графиню капитан.
Боль отразилась в глазах графини. Они вмиг потускнели.
– Я вас понимаю, – потухшим голосом сказала она.
С лестницы сбежала взволнованная Даша.
– Слава Богу, Александр Дмитриевич! – воскликнула княжна. – Я думала, вы уехали, не попрощавшись со мной. Признайтесь, сие было бы нехорошо с вашей стороны.
Вера строго посмотрела на сестру.
– Даша!..
Голевский улыбнулся.
– Что вы, Дарья Николаевна, как я бы мог так поступить. Этого бы я себе никогда не простил, – княжна сделала реверанс. – До свидания, милая princesse. До свидания, графиня. В столице, сударыни, я думаю, мы еще увидимся.
– Непременно, Александр Дмитриевич.
– Всего хорошего.
Когда они остались одни, графиня так зло взглянула на свою сестру, что та невольно смутилась.
– Что с тобой, Вера?! Отчего ты так странно смотришь на меня?
– Скромнее нужно вести себя, Даша, скромнее…
– А я и веду себя скромнее…
– Как бы ни так!
– Но Вера…
Графиня, больше ничего не сказав, с недовольной миной вышла из парадной…
Даша проводила сестру недоуменным взглядом. И чего это сестра так бесится? Почему так злится на нее? Разве она виновата в том, что Александр Дмитриевич так любезен с ней и нарочито равнодушен к Вере. Раз нет уже былой привязанности между нею и Александром Дмитриевичем, так в чем ее, Даши, вина? Вера же сама оставила гвардейского капитана ради своего благополучного будущего и сама выбрала этого глупого и отвратительного Переверзева. Так пусть злится только на себя и казнит только себя, а не ее, свою сестру. Какая она злюка!
Даша томно вздохнула. Когда же она снова увидит Александра Дмитриевича? Ей хотелось, чтобы это произошло как можно скорее. Лучше всего на каком-нибудь балу. Он бы пригласил ее на полонез и… Даша мечтательно закрыла глаза.
…Голевский вышел от Боташевых в полном смятении чувств: он думал только о Даше. Вот поистине не знаешь, что ожидать от жизни. Ехал к одной женщине, а встретил другую. И кажется, влюбился в нее бесповоротно и окончательно. Потом мысли Александра Дмитриевича ненадолго переключились на братьев Боташевых. Он размышлял о преднамеренном характере их гибели, о некой таинственной организации, о недругах, решившихся на столь дерзкое злодеяние. Но вскоре поток мыслей снова переключился на милый образ княжны.
Даша, Даша, как она повзрослела! Какой же она стала красавицей! Как это произошло, что он неожиданно влюбился? Столько лет чувства дремали в нем и, казалось, умерли навсегда, но вот чудо произошло, и они воскресли! Воспарили над пронзенными стрелами Амура сердцами, обрели глубину и мощь. Словно крылья за спиной появились!
Голевский долго раздумывал: не задержаться ли ему в Москве еще хотя бы на один денек и тайно встретиться с Дашей, но потом решил все-таки тронуться в путь. Служба есть служба. Да и княжна приедет скоро в Петербург, там они и повидаются.
Глава 2
В столице он квартировал в самом ее сердце – на Невском проспекте. В скромном двухэтажном особняке с мезонином. Дом с четырьмя небольшими мраморными колоннами на фронтоне был выкрашен в жизнерадостный ярко-желтый цвет. На вид жилище казалось вполне уютным. Оно принадлежало родной тетушке гвардейца – Варваре Аркадьевне Полозовой, вдове прапорщика Конногвардейского полка Сергея Полозова. Своего жилища в столице у Голевского не было. Имением Соловьево в Пензенской губернии – 50 душ крестьян – заправлял его старший брат Никита, армейский поручик в отставке. Братья Голевские были разными людьми и по интересам, и по характерам. Иногда ссорились, но быстро мирились. Они души не чаяли друг в друге – все-таки родная кровь! Но переписывались нечасто и редко виделись.
Так что Александр с 1816 года почти безвылазно жил у тетки в Петербурге. Особняк с мезонином стал для него почти родным. Варвара Аркадьевна по обыкновению летом уезжала в свое тульское имение и возвращалась в столицу лишь под Рождество, с вереницей саней, где было мясо домашней скотины и птицы, бочки с солениями, запасы меда, свежемороженой ягоды, масла, сыра, сметаны, творога. В свое отсутствие тетка предоставляла возможность любимому племяннику похозяйничать в доме. Ее родной сын Андрей женился и уехал в Казань служить чиновником по особым поручениям у местного губернатора. Он редко приезжал в Петербург, только по каким-нибудь делам…
После ужина Александр прилег на софу в гостиной.
Мысли Голевского снова вернулись к Даше.
«Как бы мне ее снова повидать? А может, написать ей письмо? Или лучше обожать мой предмет страсти на расстоянии? Говорят, платоническая любовь во много крат сильнее физической. Напишу ей послание в стихах и подпишусь таинственными инициалами. Пусть гадает, кто сочинил. А там поглядим, промелькнет ли искоркой ее страсть, или возгорится в душе большое пламя? Эх, отвлечься мне надобно. Почитать, что ли, на сон грядущий великого Шиллера? Или как? Все же почитаем».
– Эй, Игнат, – позвал старика Голевский. – Принеси-ка мне, голубчик, книжку в коричневом переплете. Она лежит в моем кабинете на столике. Так вот, не закрывай ее. Понял, братец? Хорошо понял?
