Она опустила письмо. Нет, больше не было ни одного намека на возвращение домой. Должно быть, хотел лишь высказать благочестивое пожелание. Миссис Мак-Вер успокоилась. Скромно, украдкой тикали черные мраморные часы, оцененные местными ювелирами в три фунта восемнадцать шиллингов и шесть пенсов.
Дверь распахнулась, и в комнату влетела девочка – в том возрасте, когда коротенькая юбка не скрывает длинных ног. Бесцветные, довольно жидкие волосы рассыпались у нее по плечам. Увидев мать, она остановилась и с любопытством впилась своими светлыми глазами в письмо.
– От отца, – прошептала миссис Мак-Вер. – Куда ты дела свою ленту?
Девочка подняла руки к голове и надулась.
– Он здоров, – томно продолжала миссис Мак-Вер. – По крайней мере, я так думаю. Об этом он никогда не пишет.
Она усмехнулась.
Девочка слушала с рассеянным, равнодушным видом, а миссис Мак-Вер смотрела на нее с гордостью и любовью.
– Ступай надень шляпу, – сказала она, помолчав. – Я иду за покупками. У Линома распродажа.
– Ах, как чудно! – воскликнула девчонка неожиданно красивым вибрирующим голосом и вприпрыжку выбежала из комнаты.
Был теплый день, небо было серо, а тротуары сухи.
Перед мануфактурным магазином миссис Мак-Вер любезно улыбнулась грузной женщине в черной мантилье, черном янтарном ожерелье; в ее волосах над желтым немолодым лицом цвели искусственные цветы. Обе защебетали, обмениваясь приветствиями и восклицаниями, с такой быстротой, словно мостовая готова была разверзнуться и поглотить их раньше, чем они успеют выразить друг другу свою радость.
За их спинами вращались высокие стеклянные двери. Пройти было невозможно, и мужчины, отойдя в сторону, терпеливо ждали, а Лидия была поглощена тем, что просовывала конец своего зонта между каменными плитами. Миссис Мак-Вер говорила быстро:
– Очень вам благодарна. Он еще не возвращается. Конечно, грустно, что он не с нами. Но какое утешение знать, что он чувствует себя хорошо! – Миссис Мак-Вер перевела дыхание. – Климат очень ему подходит! – радостно прибавила она, как будто бедняга Мак-Вер плавал в китайских морях для поправления своего здоровья.
Старший механик также не собирался домой. Мистер Рут слишком хорошо знал цену своему месту.
– Соломон говорит, что чудесам никогда не бывает конца! – весело крикнула миссис Рут старой леди, сидевшей в своем кресле у камина.
Мать мистера Рута слегка пошевельнулась; ее сморщенные руки в черных митенках покоились на коленях.
Глаза жены механика жадно пробегали письмо.
– Соломон говорит, что капитан его судна – глуповатый человек, вы помните, мама? – сделал что-то умное.
– Да, милая, – покорно сказала старуха; ее голова с серебряными волосами была опущена; она казалась невозмутимо спокойной, как очень старые люди, которые как будто следят за последними вспышками жизни. – Кажется, помню.
Соломон Рут, Старый Сол, Отец Сол, старший механик, «Рут хороший парень» – мистер Рут, снисходительный друг Джакса, был младшим из всех ее многочисленных детей, к тому времени умерших. И лучше всего она помнила его десятилетним мальчиком, задолго до того, как он отправился на север работать где-то механиком. С тех пор она так редко его видела и прожила столько долгих лет, что ей приходилось теперь возвращаться в далекое прошлое, чтобы разглядеть сына сквозь дымку времени. Иногда ей казалось, что ее невестка говорит о каком-то постороннем человеке.
Миссис Рут-младшая была разочарована.
– Какая досада! – Она перевернула страницу. – Он не объясняет, что это такое. Говорит, что мне не понять, как это умно. Ну подумайте! Что бы это могло быть? Как ему не стыдно не сказать нам!
Она продолжала читать без дальнейших замечаний, а потом стала глядеть в камин. Старший механик написал о тайфуне всего два-три слова, но что-то побудило его сообщить жизнерадостной женщине, что он чувствует все усиливающуюся потребность в ее обществе. «Не будь матери, за которой нужно ухаживать, я сегодня же выслал бы тебе денег на дорогу. Ты могла бы поселиться здесь в маленьком домике. А я время от времени навещал бы тебя. Ведь мы не молодеем…»
– Он здоров, мама, – вздохнула, приходя в себя, миссис Рут.
– Он всегда был крепким, здоровым мальчиком, – спокойно отозвалась старуха.
Но мистер Джакс дал отчет действительно очень полный и живой. Его друг, плававший в Атлантическом океане, поделился полученными им сведениями с другими помощниками на своем пароходе:
– Один приятель описывает необычайный случай, происшедший на борту его судна во время тайфуна. Помните, мы читали об этом тайфуне в газетах два месяца назад? Любопытная вещь! Да вот посмотрите сами, что он пишет. Я вам покажу его письмо.
Там были фразы, рассчитанные на то, чтобы свидетельствовать о необузданной смелости и решимости. Джакс не лукавил: в момент написания письма он чувствовал именно так. Мрачными красками изобразил он сцену в межпалубном пространстве: «…мне пришло в голову, что несчастные китайцы не могли знать, грабители мы или нет. Не очень-то легко отнять деньги у китайца, если он сильнее тебя. Правда, чтобы идти на грабеж в такую бурю, нам следовало быть отчаянными людьми, но что знали о нас эти бедняки? И вот, не тратя времени на размышления, я поторопился увести своих ребят. Свое дело мы сделали – на этом настаивал наш старик. Мы убрались восвояси, не потрудившись разузнать, как они себя чувствуют. Я уверен, что, если бы они не были так ужасно избиты и запуганы – все до единого не могли стоять на ногах, – нас разорвали бы в клочья. Ох, дело было жаркое, уж поверьте мне, а вы можете мотаться из края в край по своему пруду
[25]
до конца веков, прежде чем свалится на вас такая работа».
Далее он делал несколько профессиональных замечаний о повреждениях, причиненных судну, а затем продолжал: «Когда шторм миновал, положение чертовски обострилось. Нам было отнюдь не легче оттого, что недавно мы перешли под сиамский флаг, хотя шкипер никакой разницы уловить не может, “раз мы находимся на борту”. Есть чувства, которых этот человек понять не в силах – и конец делу. С таким же успехом вы это можете растолковать столбу. Кроме того, судно, плавающее в китайских морях, чертовски одиноко, если у него нет консула, нет где-нибудь своей канонерки или какой-либо корпорации, куда в случае беды можно обратиться.
Я был того мнения, что нужно держать китайцев под замком еще пятнадцать часов или около того: нам оставалось часов пятнадцать пути. Там мы, вероятно, нашли бы какое-нибудь военное судно и под защитой его орудий чувствовали бы себя в безопасности. Конечно, капитан любого военного судна – английского, французского или голландского – помог бы справиться с дракой на борту. Мы могли отделаться от китайцев вместе с их деньгами позднее, сдав их мандарину.
Старик почему-то не мог это уразуметь. Он не хотел поднимать шум. А раз он вбил себе в голову эту мысль – и паровой лебедкой ее не вытянешь. Ему хотелось поменьше шуму и в интересах судна, и в интересах судовладельцев, и в интересах всех заинтересованных лиц, как сказал он, пристально глядя на меня. Я разозлился. Конечно, такого дела не скроешь; но сундуки были укреплены как следует и выдержали бы любую бурю, а на нас обрушился поистине адский шторм, о котором ты даже представления иметь не можешь.
