Тамб Итам, приняв внушительный вид, потребовал, чтобы его провели к Даину Уорису. Друг его белого господина лежал на невысоком ложе из бамбука; навес был сделан из палок, покрытых циновками. Даин Уорис не спал; яркий костер пылал перед его шалашом, походившим на грубо сделанный ковчег. Единственный сын накходы Дорамина ласково ответил на его приветствие. Тамб Итам начал с того, что вручил ему кольцо, подтверждавшее слова посланца. Даин Уорис, опираясь на локоть, повелел ему говорить и сообщить все новости.
Начав с освященной обычаем формулы – «Вести добрые!» – Тамб Итам передал подлинные слова Джима. Белым людям, уезжавшим с согласия всех вождей, следовало предоставить свободный путь вниз по реке. В ответ на вопросы Тамб Итам рассказал обо всем, что произошло на последнем совещании. Даин Уорис внимательно выслушал до конца, играя кольцом, которое он затем надел на указательный палец правой руки. Когда Тамб Итам умолк, Даин Уорис отпустил его поесть и отдохнуть. Немедленно был отдан приказ о возвращении в Патусан после полудня. Затем Даин Уорис улегся и лежал с открытыми глазами, а его слуги готовили ему пищу у костра; тут же сидел Тамб Итам и разговаривал с людьми, которые горели желанием получить последние новости из города. Солнце понемногу поедало туман. Караульные лодки лежали на реке, где с минуты на минуту должна была появиться шлюпка белых.
Вот тогда-то Браун и отомстил миру, который отказывал ему после двадцати лет презрительного и безрассудного хулиганства в успехе рядового грабителя. То был жестокий и хладнокровный поступок, и это утешало его на смертном ложе, словно воспоминание о дерзком вызове. Потихоньку высадил он своих людей на противоположном конце острова и повел к лагерю буги. После краткой и безмолвной потасовки Корнелиус, пытавшийся улизнуть в момент высадки, покорился и стал указывать дорогу, направляясь туда, где кустарник был реже. Браун, заложив ему руки за спину, зажал в свой кулак его костлявые кисти и пинками побуждал идти вперед. Корнелиус оставался нем как рыба, отвратительный, но верный своему намерению, смутно перед ним маячившему. У края леса люди Брауна рассеялись, спрятавшись за деревья, и ждали. Весь лагерь из конца в конец раскинулся перед ними, и никто не смотрел в их сторону. Никому и в голову не приходило, что белые люди могли узнать об узком канале за островом. Решив, что момент настал, Браун заорал: «Пли!» – и четырнадцать выстрелов слились в один.
По словам Тамб Итама, удивление было так велико, что, за исключением тех, которые упали мертвыми или ранеными, долгое время никто не шевелился после первого залпа. Потом один из них вскрикнул, и тогда у всех вырвался вопль изумления и ужаса. В панике заметались они взад и вперед вдоль берега, словно стадо скота, боящееся воды. Кто-то прыгнул в реку, но большинство бросилось в воду только тогда, когда был сделан последний залп. Три раза люди Брауна выстрелили в толпу, а Браун, один стоявший на виду, ругался и орал:
– Целься ниже! Целься ниже!
Тамб Итам рассказывает: при первом же залпе он понял, что случилось. Хотя его и не ранило, он все же упал и лежал, как мертвый, но с открытыми глазами. При звуке первых выстрелов Даин Уорис, лежавший на своем ложе, вскочил и выбежал на открытый берег – как раз вовремя, чтобы получить пулю в лоб при втором залпе.
Тамб Итам видел, как он широко раскинул руки и упал. Тогда только, говорит он, великий страх охватил его, не раньше. Белые ушли так же, как и пришли, – невидимые.
Так свел Браун счеты со злым роком. Заметьте – даже в этом страшном взрыве ярости сквозит уверенность в своем превосходстве, словно человек настаивает на своем праве – на чем-то абстрактном, – облекая его оболочкой своих обыденных желаний. Это была не бойня, грубая и вероломная, это было воздаяние, расплата, – проявление какого-то неведомого и ужасного свойства нашей природы, которое, боюсь, таится в нас не так глубоко, как хотелось бы думать.
Затем белые уходят со сцены, невидимые Тамб Итаму, и словно исчезают с глаз человеческих; и шхуна так же пропала, как пропадает украденное добро. Но ходят слухи, что месяц спустя белая шлюпка была подобрана грузовым пароходом в Индийском океане. Два сморщенных желтых скелета с мутными глазами, находившиеся в ней, признавали авторитет третьего, который заявил, что его имя – Браун, его-де шхуна, направлявшаяся на юг и нагруженная яванским сахаром, получила течь и затонула. Из команды в шесть человек спаслись он и его спутники. Эти двое умерли на борту парохода, который их спас. Браун дожил до встречи со мной, и я могу засвидетельствовать, что свою роль он сыграл до конца.
Видимо, уезжая с острова, они не подумали о том, чтобы оставить Корнелиусу его каноэ. Самого Корнелиуса Браун отпустил перед началом стрельбы, дав ему пинка на прощанье. Тамб Итам, восстав из мертвых, увидел, как Корнелиус бегает по берегу между трупами и угасающими кострами и тихонько кричит. Вдруг он бросился к воде и, напрягая все силы, попытался столкнуть в воду одну из лодок буги.
– Затем, до тех пор пока он меня не увидел, – рассказывал Тамб Итам, – он стоял, глядя на тяжелое каноэ и почесывая голову.
– Ну и что с ним было потом? – спросил я.
Тамб Итам, пристально на меня глядя, сделал выразительный жест правой рукой.
– Дважды я ударил, тюан, – сказал он. – Увидев, что я приближаюсь, он бросился на землю и стал громко кричать и брыкаться. Он визжал, словно испуганная курица, пока не подошла к нему смерть; тогда он успокоился и лежал, глядя на меня, а жизнь угасала в его глазах.
Покончив с этим, Тамб Итам мешкать не стал. Он понимал, как важно с этой страшной вестью прибыть в форт первым. Конечно, многие из отряда Даина Уориса остались в живых, но иные, охваченные паникой, переплыли на другой берег реки, другие скрылись в зарослях. Дело в том, что они не знали в точности, кто нанес удар. Не явились ли еще новые белые грабители, не захватили ли они уже всю страну? Они считали себя жертвами великого предательства, обреченными на гибель. Говорят, иные вернулись лишь три дня спустя. Однако некоторые тотчас же постарались вернуться в Патусан, и одно из каноэ, стороживших в то утро на реке, в момент атаки находилось в виду лагеря. Правда, сначала люди попрыгали за борт и поплыли к противоположному берегу, но затем они вернулись к своей лодке и, перепуганные, пустились вверх по течению. Этих Тамб Итам опередил на час.
Глава XLV
Когда Тамб Итам, бешено работая веслом, приблизился к поселку, женщины, столпившиеся на площадках перед домами, поджидали возвращения маленькой флотилии Даина Уориса. Город имел праздничный вид; там и сям мужчины, все еще с копьями или ружьями в руках, прохаживались или группами стояли на берегу. Китайские лавки открывались рано, но базарная площадь была пуста, и караульные, поставленные у форта, разглядели Тамб Итама и криком известили остальных. Ворота были раскрыты настежь. Тамб Итам выпрыгнул на берег и стремглав побежал во двор. Первой он встретил девушку, выходившую из дому.
Тамб Итам, задыхающийся, с дрожащими губами и безумными глазами, стоял перед ней, словно зачарованный, и не мог выговорить ни слова. Наконец он быстро сказал:
