— Ох уж эти птицы, ничего не слышно! — выкрикнула с негодованием жена работника. — Сейчас их закрою!
И она заметалась между клетками, набрасывая на них тряпки, фартуки, полотенца, салфетки.
— Теперь — молчок, дайте и другим поговорить, — сказала она все еще слишком громко.
Остальные следили за ее действиями. Вскоре все клетки были накрыты, обретя неожиданно почти траурный вид. Из-под тряпок все еще доносилось посвистывание и воркование не желающих сдаваться птиц.
— Скоро угомонятся, — успокоила присутствующих миссис Салмон. — Теперь они заснут.
— Вот как? — вежливо отозвалась Гермиона.
— Они действительно заснут, — подтвердил Джеральд. — Заснут автоматически, ведь создана иллюзия ночи.
— Неужели их так легко обмануть? — воскликнула Урсула.
— О да! — отозвался Джеральд. — Помните, как Фабр
[46]
в детстве засунул курице под крыло ее голову и она сразу же заснула? Так всегда бывает.
— Может, этот случай и вызвал в нем страсть естествоиспытателя? — предположил Беркин.
— Возможно, — согласился Джеральд.
Урсула приподняла тряпку. В углу клетки сидел нахохлившийся сонный кенар.
— Как смешно! — воскликнула Урсула. — Он и правда решил, что пришла ночь. Какая нелепость! Ну как можно уважать существо, которое так легко обмануть!
— Да-а, — протянула Гермиона и тоже подошла к клетке. Положив руку на плечо Урсулы, она тихо рассмеялась: — Какой у него смешной вид! Как у глупого мужа.
Все еще держа руку на плече Урсулы, она слегка отстранила ее и мягко произнесла нараспев:
— Как ты здесь оказалась? Гудрун мы тоже видели.
— Пошла взглянуть на пруд и встретила там мистера Беркина, — ответила Урсула.
— Вот как! Ведь здесь земля Брэнгуэнов, правда?
— Надеюсь, что так, — сказала Урсула. — Увидев вас на озере, я прибежала сюда, чтобы не мешать.
— А мы загнали тебя в нору.
В том, как Гермиона подняла веки, можно было видеть заинтересованность и одновременно усталость. Она сохраняла характерный для нее странный, восторженный взгляд — неестественный, почти безумный.
— Я шла… Мистер Беркин увидел меня и предложил посмотреть его комнаты. Жить здесь — просто замечательно. Чудесно!
— Да, — рассеянно согласилась Гермиона и, отвернувшись от Урсулы, тут же забыла о ее существовании.
— Как ты себя чувствуешь, Руперт? — пропела она необычно ласковым голосом.
— Отлично, — ответил он.
— Тебе здесь удобно? — Взгляд ее был странным, зловещим, восторженным, грудь конвульсивно сотрясалась; казалось, она вот-вот впадет в транс.
— Вполне удобно, — ответил он.
Воцарилось долгое молчание, и все это время Гермиона смотрела на Беркина из-под тяжелых, набрякших век.
— Как ты думаешь, тебе будет здесь хорошо? — спросила она наконец.
— Уверен в этом.
— Не сомневайтесь, я буду хорошо о нем заботиться, — пообещала жена работника. — И наш хозяин тоже. Так что надеюсь, ему будет здесь хорошо.
Гермиона повернулась и окинула ее долгим взглядом.
— Большое спасибо, — сказала она и снова отвернулась. Приняв прежнее положение, она подняла глаза на Беркина и произнесла, обращаясь подчеркнуто только к нему: — Ты измерил комнаты?
— Нет, — ответил он. — Я чинил лодку.
— Тогда давай сделаем это сейчас, — спокойно и бесстрастно проговорила она.
— У вас есть сантиметр, миссис Салмон? — спросил Беркин, поворачиваясь к женщине.
— Да, сэр, думаю, найдется, — ответила та и заторопилась к корзине. — Не знаю, подойдет ли, но другого у меня нет.
Гермиона взяла сантиметр, хотя женщина протягивала его Беркину.
— Большое спасибо, — сказала она. — Он то, что нам надо. Большое спасибо. — И, обращаясь к Беркину, произнесла, сопровождая свои слова веселой жестикуляцией: — Начнем, Руперт?
— А как же остальные? Им будет скучно, — неохотно отозвался он.
— Вы против? — небрежно обратилась Гермиона к Урсуле и Джеральду.
— Вовсе нет, — был их ответ.
— С какой комнаты начнем? — спросила она, опять поворачиваясь к Беркину и сохраняя все тот же веселый вид: ведь теперь им предстояло заниматься делами вместе.
— Пойдем подряд — от одной к другой, — ответил он.
— Может быть, пока суд да дело, приготовить чай? — предложила жена работника тоже с веселой интонацией: и ей нашлось занятие.
— Если вам не трудно. — Гермиона произнесла это, поворачиваясь к женщине как-то особенно интимно: она словно обволакивала ее своим вниманием, прижимала к груди, полностью выключая всех остальных из этой ситуации. — Мне будет приятно. Где мы устроимся?
— А где бы вы хотели? Можно здесь, можно на дворе.
— Где будем пить чай? — обратилась Гермиона ко всем присутствующим.
— На берегу пруда. Мы сами все перенесем, миссис Салмон, вы только приготовьте чай, — сказал Беркин.
— Хорошо, — согласилась польщенная женщина.
Вся компания перешла через коридор в ближайшую комнату — чистую, солнечную, но без мебели. За окном был виден запущенный сад.
— Это столовая, — объявила Гермиона. — Будем ее измерять. Руперт, иди туда…
— Я могу помочь, — сказал Джеральд, протягивая руку, чтобы взять конец сантиметра.
— Спасибо, не надо, — отказалась Гермиона, склоняясь до пола в своем блестящем синем фуляровом платье. Она испытывала огромную радость от сознания, что она работает вместе с Беркиным и, более того, говорит ему, что делать. Беркин повиновался ей беспрекословно. Урсула и Джеральд наблюдали за ними. У Гермионы была одна особенность: она приближала к себе то одного, то другого человека, забывая об остальных, которые автоматически переходили в разряд наблюдателей. Так она всегда оставалась на высоте.
Они измеряли столовую, обсуждая детали; Гермиона придумала, как можно украсить пол. Любое сопротивление вызывало у нее приступ неконтролируемой ярости. Беркин всегда в такой момент уступал ей.
Они прошли по коридору в следующую комнату, она была меньше.
— Это кабинет, — сказала Гермиона. — Руперт, у меня есть ковер, который так и просится сюда. Позволь подарить его тебе. Пожалуйста… Мне очень хочется.
— Что еще за ковер? — спросил он довольно грубо.
— Ты его не видел. В окраске преобладает насыщенный розовый цвет, а также голубой с металлическим отливом и темно-синий. Думаю, тебе понравится. Как ты думаешь?
