Род и родовые символы
В этой и последующей главах мы должны привести доказательства того, что родовые символы являлись именно символами германского рода.
Доказательства того, что родовой символ был почитаемым нашими предками знаком особого вида, в редкостном изобилии имеются во всех германских землях и всех областях нашей страны.
Свод древних законов исландцев Грагас (Grâgâs — «Серый гусь») определяет, что каждый из людей, кто имел «унаследованную марку», должен был служить сам себе. Аналогичное положение можно найти в земельной книге Марха (кантон Швюц, 1756 год), где предписано, что каждый член ландсмарка должен был обладать изображенным на дереве наследуемым знаком. В Данциге с XIII века бытовал обычай, согласно которому заверять документы надо было при помощи именного жетона, на котором был изображен родовой символ, считавшийся «урожденным» знаком. В 1507 году некто из Квиттунга сообщал: «У меня и моего отца имеются урожденные пициры (печати)». В окрестностях Ангельна (провинция Шлезвиг) крестьяне Каппельна ставили свои подписи в виде «урожденных марок». Кноте Г. упоминает одно из заявлений Йорга Лаутербаха от 1486 года, которое имело на себе отпечатки «урожденной печати и марки», которые содержали в себе изображение родового символа. В документах, которые происходят из Альтоны и Мекленбурга, мы можем прочитать: «Моя личная урожденная марка». Даже в XVIII веке сохранились воспоминания о родовых символах. Так, например, в документе из Мёлльна значится фраза «с нашим обычным и наследуемым родовым символом vim sigillorum». Такие же и аналогичные указания давались со времен раннего Средневековья теми, кто обычно скреплял документы своей гербовой печатью.
То, что родовой символ был почти неизменяемым рукотворным творчеством (это можно было видеть на печатях) и передавался по наследству от отца к сыну, убедительно доказывается многочисленными документами, которые происходят из самых разных времен.
С того момента, как официальные документы стали проникать в крестьянские и городские круги, что можно впервые отметить во второй половине XIII века, что крестьяне и горожане стали обзаводиться собственными печатями. В этом они намеревались походить на «обладающее правом печати» дворянство. Этот обычай сохранялся на протяжении многих веков вплоть до XIX века. Из письменных памятников мы видим, что родовой символ по своей сути являлся фиксированным знаком рода, то есть весьма напоминал герб. Как следует из исторических источников, традиция передачи родового символа была предельно строгой. Отклонение от нее могло происходить только в единичных, исключительных случаях. Это же относилось и к изменению начертания символа. Уже по этой причине нельзя согласиться с много раз воспроизведенной идеей (в том числе Хомайером и Отто Штоббе), что родовые символы можно было свободно выбирать на свое усмотрение. Подобное представление нельзя отнести даже к ранним историческим временам. Корни этого заблуждения надо искать в том, что родовые символы нередко путались с другими общеупотребительными знаками, прежде всего тавром, которое ставилось на скот, и с деревянными марками. Впрочем, родовые символы принципиально не имели ничего общего с этими знаками. Сведения о том, что в некоторых случаях родовой символ использовался для клеймения скота и древесины, не могут рассматриваться в качестве убедительного контраргумента. Как правило, для клеймения скота и древесины вводились специальные знаки, которые использовались наряду с родовыми символами. Но это не означает, что знаки для клеймения скота и древесины не могли передаваться по наследству. Подобная практика применима даже в наши дни. Однако изменение родового символа или создание нового родового символа было возможно только тогда, когда в традиционном сообществе появлялся новый член. Так, например, в лесном уложении сонаследников Фрайнсхайма от 1400 года сообщалось: «Тот же, кто хочет там жить, должен вырезать деревяшку и выдолбить на ней знак». Родовые знаки использовались на протяжении столетий. Однако со временем их функции могли неоднократно меняться. Те же, кто хочет постигнуть истинный смысл и настоящую функцию родовых символов, должны обратиться к историческим памятникам, где суть родовых символов подана в неискаженном виде. Более поздние документы не позволяют этого сделать.
Вопреки широко распространенному и устоявшемуся мнению, истинной функцией родового символа являлось отнюдь не указание на правовые отношения человека и некой вещи («имущественный знак») и отнюдь не определение происхождения вещи («авторский знак»). Не совсем верным является также предположение, что родовой символ использовался там, где надо было ставить подпись на документах, или же он являлся заменой имени («символы статуса»). Скорее всего родовой символ являлся функциональным выражением самого человека.
Определить, какое значение родовой символ имел для наших предков, можно на основании следующих рассуждений. Согласно древнейшей, уходящей в незапамятную историю традиции часть движимого имущества доставалась умершему в качестве «покойной доли», которую он либо уносил, либо не уносил с собой в могилу. Принимая во внимание древние наименования этой «покойной» части имущества (Heergewäte), становится очевидным, что речь шла о вооружении умершего, его боевом оснащении. Среди предметов находилось не только вооружение, но также одежда и ретивый конь.
Смысл этого обычая до сих пор не нашел однозначной трактовки. Но, вне всякого сомнения, он являлся частью религиозных представлений. Об этом говорит хотя бы тот факт, что после обращения германцев в христианство «покойная доля» играла не только важную роль в погребальных обрядах, но кроме этого, часть предметов из неё могла жертвоваться церкви. Так, например, сообщалось о погребении императора Карла IV: «После отпевания было пожертвовано его знамя… а затем был пожертвован его шлем». Суть этого обряда неоднократно менялась даже в ранние времена. Так, например, вещи из «покойной доли» не клались в могилу вместе с умершим. Они передавались следующему в роду «меченосцу», то есть старшему сыну. Если же у умершего не имелось сыновей, то вещи «покойной доли» передавались ближайшему по родству мужчине.
То есть «покойная доля» могла наследоваться так же, как и племенной двор. Однако если у обладателя меча не было сына или родственников-мужчин, то «покойная доля» следовала в могилу вслед за умершим. В более позднее время она могла быть отдана на сохранение в церковь. Согласно фризскому народному праву, «Короне истинной правды», «покойная доля» должна была переходить к ближайшим родственникам «меченосца». Показательно, что этот правовой обычай применялся не только в дворянских кругах, но и среди горожан и крестьян.
К «покойной доле» могли относиться предметы, которые не являлись оружием умершего главы рода. В связи с этим образом неоднократно упоминались крюки для котла и печати. Они передавались исключительно мужчине, но никогда — вдове умершего, его дочерям или другим родственницам. Эта женская часть «дома» считалась «стороной веретена».
То, что крюк для котла являлся частью «покойной доли», становится очевидным, если принимать во внимание, что крюк являлся собственностью хозяина дома, его символом. Поскольку умерший являлся выразителем интересов первопредка, то его символ должен был играть большую роль. Священнослужители со временем были лишены этой функции, так как их духовное посвящение не позволяло им входить в родовые вооруженные группы. Они не имели права принимать участие в кровной мести, участвовать в судах, их не приводили к присяге. У них даже не было собственности, которая и делала родственников полноправными членами рода. Поэтому они были приравнены к женщинам, входившим в род. Поскольку священнослужители относились в доме к «стороне веретена», то их наследование происходило по женской линии.
