– Если вернутся! – из середины зала поднялся высокий мужчина лет под сорок с перебитым носом. Кожаная куртка болталась на его плечах, как на вешалке, но сами плечи были внушительной ширины.
Мужчина вышел в проход и остановился, скрестив руки на груди.
– Клим! – рявкнул Чижик. – Опять ты поперек! Кончай киздеть не по делу!
– Ты базар-то фильтруй, начальник! – сурово произнес широкоплечий. – Не с мандавошкой разговариваешь! А говорю я по теме. И братва меня поддерживает, так?
Зал загудел одобрительно.
Алексею этот Клим сразу понравился. Куда больше, чем горластый красномордый Чижик. Шелехов охотно поменял бы их местами, но понимал: он еще слишком зелен, чтобы самостоятельно назначать руководство. И сейчас, и через полгода. Если Хлебалов решил, что Чижик подходит, значит так оно и есть. Николай Григорьевич – человек опытный.
– Да я сейчас на улицу выйду и только кликну: не двадцать – сотня сбежится! – закричал Чижик.
– Сергей Иванович, – произнес в микрофон Юматов. – Ты неправ. Нам не нужны те, кто сбежится, нам нужны те, кого нам рекомендует круг. И ты, Клим, тоже неправ. Времена нынче сложные и страшные. Убивают не только бойцов. Убивают и тех, кто выше. Могут убить и меня, и его, – он кивнул на Застенова. – Как сегодня убили Колю Яблоко, беспомощного инвалида, вашего земляка. Убийцу мы, конечно, найдем, я обещаю, но Коля-то мертв! Каждого могут убить. Вспомните Игоря Алексеевича Шелехова. Мы до сих пор не знаем, был ли это несчастный случай или преднамеренное убийство.
– Ага! – крикнул кто-то из зала. – Говорят, вы с Хлебаловым его и мочканули?
Юматов засмеялся.
– Говорить можно всякое, – сказал он. – Но вот здесь стоит его сын, Алексей Шелехов, живой и здоровый. Неужели он был бы здесь, если бы я убил его отца? В общем так: в понедельник из Никитска придет автобус и заберет двадцать человек, которых вы отберете. Это раз. И два: с завтрашнего дня завод должен начать работать, как положено. И никаких беспорядков. Пошумели – и хорош…
Алексей толкнул локтем Мишу.
– Это надолго? – спросил он.
– А кто их знает? – неопределенно ответил телохранитель Стены. – Заскучал? Пошли в буфет, пивка попьем.
В буфете было пустынно, неряшливо и сумрачно. Толстая женщина за стойкой, пьяный, уткнувшийся ряшкой в стол, рыжая кошка на подоконнике. Алексей погладил истертую, со следами порезов клеенку, заменявшую скатерть. Да, это не Англия.
Буфетчица скользнула по ним рассеянным взглядом… и встрепенулась.
– Мишенька!
– Здорово, Гланя. Принеси нам пивка и покушать чего-нибудь, ладно?
– Сейчас-сейчас, Мишенька! Генка! – крикнула она в пространство.
Появился Генка. Мужик лет сорока с опухшей рожей, рыжеватый, лысоватый, брюхастый, напоминающий орангутана из Гамбургского зоопарка.
– Чего? А, Мишка! Как живешь-можешь?
– Прибери тут, – строго сказал Миша, кивнув на спящего.
Орангутан-Генка без видимых усилий подхватил пьяного под мышки, поднял и поволок к задней двери. Пьяный безжизненной куклой волочился по полу.
Буфетчица поставила на стол блюдо с горой бутербродов, деревянный бочонок с пивом.
– Я туда чешского налила, – сообщила она. – Правильно, Мишенька?
– Молодец! – Миша похлопал ее по жирной спине.
Буфетчица зарделась.
Алеша волком набросился на бутерброды. Неудивительно. С самолета ничего не ел.
– Не помешаю?
Шелехов даже вздрогнул: у стола стоял Клим.
– Садись, – кивнул Миша, но радости особой не выразил. – Глаша, кружку. Как там, в зале? Кипиш?
– Да нет, – Клим налил себе пива. – Фимка их почти уболтал.
– Значит, сейчас сюда набегут, – недовольно произнес Миша.
– Не набегут. Генеральный команду дал: чтоб водки в буфете не было!
– Неглупо, – кивнул Миша. – Ладно, Клим, короче: чего тебе от меня надо?
– От тебя – ничего.
Клим усмехнулся, не разжимая губ. Кожа на его изрезанном морщинами лице собралась жесткими складками. Алексей подумал: он старше, чем кажется.
– От тебя – ничего. Вот, захотел на шелеховского сынка глянуть поближе. Не против?
– Поглядел? – недовольно спросил Миша.
– Угу.
– И как?
– Похож, – Клим засмеялся, зубы у него были черные.
– Вы были другом моего отца? – спросил Алеша. – Извините, я вас не очень помню…
– Другом? Нет. Куда уж нам, бродягам! – серые глаза в оплетке морщин, не мигая, глядели на Шелехова-младшего. – Но уважал. Так что, паря, если беда какая, – приходи. Помогу.
– Ты, Клим, давай кончай гнать! – сердито перебил Миша. – Без тебя управимся, понял?
– Мишка, Мишка, где твоя улыбка? – Клим поднялся, похлопал его по плечу, протянул Алексею руку. – До свиданья, Алеша.
Ладонь у него была жесткая и шершавая, как наждак.
– Ну, Клим! – Миша покачал головой, проводил взглядом высокую угловатую фигуру, залпом допил пиво. – Ну, волчара!
– А мне понравился! – сказал Алексей. – Он кто?
– Он – сила, – с уважением ответил Миша. – В большом авторитете. Селиван перед ним – на цырлах. Только Клим в стороне. Он такой: меня не трогай и я не трону. Лет двенадцать назад они втроем с Колькой Яблоком и Жекой Бессоновым четверых урлов замочили. Те, правда, сами на них наехали, всемером на троих, но времена тогда были строгие. Клим все на себя взял – и подсел на восемь лет. А Колька с Бессоном, по малолетке, условным отделались. Так я слышал. Бессон, кстати, с батькой твоим в одной школе учились. Ладно, пошли к нашим, а то Стена вонять будет, что я тебя без спросу увел.
* * *
– Медведев на проводе, – почтительно сообщил Хлебалову секретарь. – Очень гневается.
– Гневается, говоришь? – Хлебалов усмехнулся. – Это хорошо. Значит, дозрел. – Николай Григорьевич снял трубку. – Слушаю тебя, Руслан Васильевич!
– Ты, Хлебалов, совсем зарвался! – взъярилась трубка. – Ты когда деньги переведешь? Или я не для тебя покупаю? Ты гляди у меня! Если завтра денег не будет, считай – ты уже не в доле, понял, Хлебалов? Тогда весь пакет – мой.
– Погоди, Руслан, не кипятись! – примирительно пророкотал Николай Григорьевич. – У нас масштабы не ваши, два миллиона собрать – не сто тысяч. Время требуется. А с чего, кстати, такая спешка?
– С того, что мы не одни на рынке! С того, что Сурьин, стервец, уже клинья подбивает. Представляешь? Я, лично я, все пробил! Все кредиты подготовил – а этот, мать его, на готовенькое! Как тебе, а?
– Несправедливо, – согласился Хлебалов. – А что, бумаги уже подписаны?
