– Теперь я увидел то, чего не хотел мне показывать разум.
– Что? – переспросила она, с ужасом предвкушая ответ.
– Я дожил до конца этой битвы, – говорил он. – Пошел на врага, в последнюю атаку. Но меня сбросили с лошади. – Габриэль тяжело дышал, слова выговаривались все труднее, однако он продолжал свой рассказ: – Это был французский пехотинец. Он напал на меня внезапно, и я при падении ударился о землю с такой силой, что потерял способность дышать.
Слушая его, Пенелопа детально представляла все. Ее Габриэль, борющийся за жизнь. У нее самой перехватило дыхание, и ей стало жутко страшно за него, несмотря на то что он сейчас рядом, живой и в безопасности. Слава богу. Слава богу, что он выжил!
– Когда я попытался подняться, поблизости взорвался снаряд, меня не убило, но… – Он задрожал, и Пен почувствовала, что и сама дрожит в ответ, хотя пока даже не знает, что он расскажет дальше. – Обрывки чьей-то плоти и кровь хлестнули мне в лицо, и я вновь упал, а когда еще раз попробовал подняться, меня… придавил своим весом мой умирающий конь.
Пен едва не вскрикнула, прикрыв рот рукой.
– Казалось, конь умирал на протяжении нескольких часов, издавая жуткие вопли от боли и ужаса, – продолжал Габриэль, крепко зажмурившись. – Вокруг кипела битва, и никто не услышал моей мольбы о помощи. Повсюду падали тела – лошадей, людей… – Он открыл глаза и взглянул на Пенелопу как раз в тот момент, когда сверкнула молния. Его лицо покрыла мертвенная бледность. – Я помню, как рядом со мной упала женщина. – Теперь его голос звучал очень устало. – Вероятно, она была спутницей кого-то из солдат или женой офицера, но ее лицо было таким красивым и таким спокойным, что на мгновение мне показалось: это ангел, прилетевший спасти меня. Однако очень скоро я понял, что она мертва.
– О, Габриэль, – прошептала Пенелопа со слезами на глазах. Они пробежали по щекам горячим ручьем, и только тогда она заметила, что плачет. Пен боялась даже вообразить, какой ужас пережил Габриэль, поэтому у нее не нашлось других слов, чтобы успокоить его, и она вновь проронила: – Габриэль…
– Битва закончилась, а я все еще лежал там, зажатый со всех сторон гниющими трупами соратников и врагов. Солнце палило нещадно, и вскоре воздух преисполнился запахом смерти. Накануне битвы шел дождь, и теперь с земли поднимался пар, наполняя воздух еще большей тяжестью. Я думал, что умру от жажды… Но так проходили дни, я уже молил о смерти и наконец потерял сознание.
– Ты был там три дня, – вспомнила Пенелопа.
– Да.
Ей хотелось обнять его. Прижать к себе и пообещать, что ничего страшного с ним никогда больше не случится. Убедить, что он уже никогда не будет таким беспомощным. Но если они потерпят поражение на предстоящем слушании, то ему станет еще хуже. Конечно, никаких гниющих тел, но он также окажется в западне, беспомощный и обессиленный. И эта западня на всю жизнь.
Они должны выиграть. А чтобы это сделать, нужно добраться до Лондона, живыми и здоровыми.
– Пойдем. Мы простудимся, если будем долго стоять под дождем, – сказала Пенелопа, увлекая Габриэля к карете.
Он повиновался, но забрался в карету очень неуверенно, напряжение все еще не покинуло его. Пен крепко обнимала возлюбленного, пока он не провалился в глубокий сон, и так они ехали, пока не прибыли к очередному постоялому двору.
Пенелопа решила, что в эту ночь они останутся на ночлег. Обоим необходима сухая одежда и отдых после тяжелого испытания. Сама она плакала не переставая целый час и не могла остановиться. «Не удивительно», – думала Пен. Нет ничего удивительного в том, что посттравматический синдром Габриэля принял такие тяжелые формы – после всего пережитого им кошмара; она поражалась, как он мог сохранять хоть каплю рассудка с теми воспоминаниями, что дремали в его голове. Она наблюдала, как он спит, и молилась, чтобы следующий день прошел хоть немного лучше, чтобы они, отдохнувшие и чистые, спокойно продолжили путь. Пен молилась, чтобы Габриэль наконец выздоровел.
Настал третий день их путешествия в Лондон. Дождь так и не перестал, уже смеркалось, однако до города оставалось недалеко – хотя его и не было видно, никакие ветра не могли прогнать его запах.
Когда карета подъехала к дому на Гросвенор-сквер, ни Пенелопа, ни Габриэль не могли похвастаться бодростью духа. Да, они переоделись в чистую одежду, но настроения ими владели те, каких совсем не ожидала Пен.
Она взволнованно наблюдала за Габриэлем. Большую часть дня он сидел спокойно и молчал. Этим утром он зашел в карету с трудом, но никаких симптомов, предвещающих приступ, она не заметила. Казалось, теперь путешествие для него перестало быть особенно тяжким испытанием. Да, он почти не разговаривал, но слушал Пен и порой даже улыбался ее шутливым историям. Однако его состояние казалось каким-то… хрупким. Габриэль теперь выглядел особенно ранимым, уязвимым. Пенелопа не могла понять выражения его глаз, когда он смотрел в окно. Может, он просто волнуется перед комиссией? Или ему неловко после всего, что видела Пен, и оттого, что он сейчас не находит в себе сил поддерживать разговор?
Как бы она хотела знать, что он чувствует сейчас.
Экипаж встретили слуги в голубых и серебристых ливреях семейства Деверо. Габриэль вышел из кареты первым и подал руку Пенелопе. А затем повел ее вверх по лестнице к входной двери, которую перед ними распахнул строгого вида дворецкий, и, прежде чем тот успел приветствовать хозяина и гостью, Габриэль прошептал:
– Через два дня ты станешь здесь хозяйкой. Этот день будет наисчастливейшим в моей жизни, и не только потому, что мы докажем свою правоту на слушании. Просто потому, что ты наконец станешь моей женой.
От этих слов сердце Пен забилось быстрее.
Позади дворецкого появилась дама в черном; ее пышные юбки, казалось, затмили свет, проникающий из окон гостиной. Дворецкий отступил, приглашая прибывших войти, и Пенелопа встретилась взглядом с маркизой. Совсем скоро этот титул перейдет к супруге ее сына, однако она пока еще об этом не знает. Пен позволила себе улыбнуться.
– Леди Бромвич, – приветствовала она, приседая в реверансе. Однако образ матери Габриэля, родной сестры ее бывшей свекрови, в этот момент вызывал у нее не самые приятные эмоции.
Свекровь… По правде, Пен всерьез еще не думала о предстоящем браке. А ведь всего несколько недель назад она и предположить не могла, что так скоро соберется замуж во второй раз. Да, Пенелопа думала, что рано или поздно – а скорее поздно – она найдет достойного мужчину, с которым ее будет ждать спокойная жизнь. Но Габриэль?…
Пенелопа отвлеклась от своих мыслей, когда ее будущий супруг приветствовал мать холодным поцелуем в щеку.
– Как хорошо, что ты вернулся, Габриэль, – сказала маркиза, однако голос ее звучал не слишком приветливо.
– Благодарю вас, – ответил он, выпрямляясь. – Осмелюсь утверждать, что теперь я отсюда никуда не уеду.
Бромвич проводил Пенелопу через холл, не выпуская ее руки из своей.
