Снова закрываю глаза и вижу измученное лицо Аны.
Какой же я дурак.
Все произошло слишком быстро. Слишком, слишком быстро.
Черт.
Я ее успокою.
Да, пусть проплачется, потом успокою.
Я разозлился, что она от меня убегала. Зачем она так? Дьявол. Она настолько не похожа на всех прочих женщин… Конечно, и реагирует она совсем по-другому.
Нужно пойти к ней, обнять… Мы это преодолеем. Интересно, где она сейчас?
Дерьмо!
Меня охватывает страх. А вдруг она ушла? Нет, не может быть. Вскакиваю на ноги и выбегаю из комнаты, вниз, в гостиную. Там ее нет… легла в постель? Врываюсь к себе в спальню.
Постель пуста.
Меня охватывает настоящая тревога. Нет, не могла она уйти! Наверх! Она, должно быть, в своей комнате! Бегу, перепрыгивая через три ступеньки разом, останавливаюсь, запыхавшись, у ее двери. Она там, плачет.
Ох, слава богу!
С огромным облегчением заглядываю в комнату. Не уходи. Эта мысль нестерпима.
Конечно, ей просто нужно выплакаться.
Делаю вдох, силясь успокоиться, и иду в ванную комнату рядом с игровой – за кремом с арникой. Прихватив таблетку обезболивающего и стакан воды, возвращаюсь в ее комнату.
Внутри по-прежнему темно, хотя на горизонте розовеет занимающийся рассвет… не сразу вижу мою прекрасную девочку. Она свернулась комочком поперек кровати, маленькая и беззащитная, и тихонько всхлипывает. Ее слезы рвут меня на части, выбивают почву из-под ног. Мои нижние никогда меня не трогали, даже когда орали в голос. Не понимаю, отчего я так растерян? Кладу на столик крем, таблетку, ставлю стакан с водой, сам залезаю под одеяло и касаюсь Аны. Она замирает, все тело словно кричит «Не трогай меня!». Все наперекосяк.
– Шшш, – шепчу я, безуспешно силясь унять ее слезы, успокоить.
Она не откликается. Застыла, неподатливая, напряженная.
– Не противься, Ана, прошу тебя.
Она чуть поддается, позволяет мне ее обнять, и я зарываюсь лицом в чудесно пахнущую копну волос. Она всегда такая сладкая и так успокоительно воздействует на мои нервы. Я ласково целую ее в шею.
– Не злись, – шепчу, прижимаясь губами к ее горлу, пробуя ее на вкус.
Ана молчит, но слезы постепенно сменяются тихими всхлипами и шмыганьем. Наконец она затихает. Должно быть, уснула. Я не решаюсь проверить, боюсь ее потревожить. Ну, хотя бы немного успокоилась.
Уже рассвело; снаружи все светлее, в комнату заглядывает утреннее солнце. А мы лежим все так же тихо. Я обнимаю свою девочку, отмечаю, как меняется освещение, а сам мыслями далеко… Даже не помню, чтобы я просто лежал вот так, думал о всякой всячине и никуда не спешил. Это приятно, можно обдумать планы на остаток дня. Может, показать ей «Грейс»?
Точно. Пройдемся под парусом.
Если она не откажется с тобой разговаривать, Грей.
Ана чуть дергает ногой; похоже, проснулась.
– Я принес тебе таблетку и крем с арникой.
Наконец она меня слышит, поворачивается лицом.
С болью смотрит мне в глаза, настойчиво, вопрошающе. Рассматривает меня долго-долго, словно в первый раз. Под этим взглядом мне неуютно, ведь я, как обычно, не понимаю, о чем она думает, что видит. Зато она спокойна, и меня это хоть как-то успокаивает. Может, день сложится и неплохо.
Ана гладит меня по щеке, щекотно проводит пальцами по подбородку, по шее. Я закрываю глаза и стараюсь прочувствовать ее прикосновение. Ощущение по-прежнему в новинку – невинные пальцы трогают меня, ласково гладят по лицу, и мне это нравится; тьма не шелохнется. Я не возражаю против прикосновений к лицу… или к волосам.
– Прости, – тихо говорит она.
Как странно. Извиняется – передо мной?
– За что?
– За то, что я сказала.
Меня охватывает безудержная волна облегчения. К тому же сказанные в гневе слова были правдивы – я действительно сволочь.
– Ты не сказала мне ничего нового. – И впервые за много лет я вдруг сам извиняюсь. – Прости, что сделал тебе больно.
Она смущенно улыбается. Я получил передышку. Все нормально. Какое облегчение.
– Я сама попросила.
Это уж точно, детка.
Ана нервно сглатывает.
– Боюсь, я не могу быть всем, что ты от меня хочешь, – со всей искренностью признается она, широко распахивая глаза.
Мир замирает.
Черт.
Еще ничего не нормально.
Грей, исправь.
– Ты и так все, что я хочу.
Она хмурится. Глаза у нее покраснели, щеки бледные; я еще никогда не видел ее такой бледной. Это даже возбуждает.
– Я не понимаю. Я не слушаюсь, и уж точно можешь быть уверен, что такого я больше не позволю. А тебе это нужно – ты сам сказал.
Вот оно – смертельный удар. Я зашел слишком далеко. Теперь она все знает – все мои внутренние споры, все размышления, преследовавшие меня до того, как я начал бегать за этой девчонкой. Ей не нравится Тема. Она слишком юная, слишком невинная, слишком… Ана.
Все мои мечты – лишь мечты. Ничего не выйдет. Я закрываю глаза, не в силах смотреть на нее. Все правильно, ей будет лучше без меня. Теперь, увидев чудовище, она понимает, что не сможет с ним примириться. Я должен ее освободить, отпустить – пусть идет своей дорогой. У нас не получится.
Сосредоточься, Грей.
– Ты права. Я должен тебя отпустить. Я тебе не подхожу.
Она распахивает глаза и шепчет:
– Я не хочу уходить. – Она вот-вот расплачется, слезинки уже блестят на длинных темных ресницах.
– И я не хочу, чтобы ты ушла, – отвечаю я, потому что это правда, и то чувство – зловещее, пугающее чувство опять накрывает меня с головой. Какой бы выход ты ни прид умал сейчас, это будет ложь. Тебе нужна Тема, без нее все твое дерьмо будет оставаться внутри, и однажды твое чудовище просто разорвет тебя на части. По ее щекам текут слезы. Я осторожно смахиваю слезинку пальцем и говорю, неожиданно даже для самого себя: – Я ожил, когда познакомился с тобой.
Глажу пальцем по ее губам. Хочу поцеловать, крепко-крепко. Заставить ее все забыть. Ослепить. Возбудить – знаю, что могу. Но что-то меня удерживает… ее болезненный, испуганный взгляд. Захочет ли она поцелуев от чудовища? Вдруг оттолкнет меня? А я не знаю, справлюсь ли с отказом. Ее слова мучают меня, терзают какие-то темные, подавленные воспоминания.
Какая же ты сволочь.
– Я тоже, – шепчет она. – Я влюбилась, Кристиан.
Помню, Кэррик учил меня нырять. Я цеплялся пальцами за бортик бассейна, а потом изогнулся и рухнул в воду… И теперь снова падаю, в бездну, как в замедленной съемке. Не бывает так, влюбилась… она – в меня. В меня! Нет!
