Когда подходил к концу рабочий день, Сара часто поглядывала на часы в офисе и, как только часовая стрелка подходила к шести, вскакивала, снимала с вешалки шляпку, хватала перчатки и сумку. Ей недоставало терпения дождаться лифта, и она бежала вниз по ступенькам. Макс ждал ее снаружи, опираясь спиной на один и тот же уличный фонарь. Она прибегала с горящими щеками, задыхаясь. Секунду они смотрели друг на друга, улыбаясь, не говоря ни слова, словно не веря своим глазам. Их пальцы переплетались, даря им незабываемые ощущения.
— Я выхожу замуж, Макс.
Макс лежал на спине на берегу Ванзее
[19]
, подставив лицо солнцу и с удовольствием расслабив тело. На теннисном корте скакали мячи. Вдалеке пенили воду весла. Лодка торговца мороженым с полосатым парусом причалила к понтону. Было воскресенье — день для них, богатых и успешных. Макс не хотел отвечать сестре. Он думал, что разговор будет неприятным, и сердился за то, что его потревожили в момент приятного расслабления.
— Мне радоваться или огорчаться?
— Ну конечно, радоваться, мое сердце! Это будет прекрасный момент. Самый лучший день в моей жизни. А Сара придумает для меня роскошное платье, я уверена.
— Сделаю все, что в моих силах, Мариетта, — ответила Сара.
Макс вздохнул и откатился в сторону. Он не видел лица сестры под соломенной шляпой с большими полями. В отличие от большинства своих подруг Мариетта практически не загорала.
— Зачем такая спешка? Не думаю, что ты беременна.
— А почему люди женятся, как ты думаешь? — сухо спросила она. — Я его люблю, и все. Разве это не самая убедительная причина?
— Я тебе не верю. Ты не можешь любить подобного типа. У меня от него мурашки по коже.
— Он мил, забавен и умен. К тому же хороший любовник.
— И очень богат.
Сара взяла плавательную шапочку и поднялась, поняв, что разговор принимает оборот, который испортит ей настроение.
— Пойду искупаюсь, — сообщила она в качестве извинения.
Макс посмотрел ей вслед. Ребенок бросил мяч к ее ногам. Она подняла его со смехом, вернула малышу и погладила его по голове.
— Уверен, что ты ошибаешься, Мариетта, — снова начал он. — Список аргументов окажется достаточно длинным, думаю, Фердинанд будет убедительнее, чем я. Старик, выскажи свое мнение, — добавил он, толкнув в бок своего друга, который читал газету.
— Предпочитаю воздержаться, если не возражаете, — ответил Фердинанд, поправляя шляпу на макушке.
— Я не в суде! — воскликнула Мариетта. — Я люблю этого человека, и он попросил моей руки. Я не видела причины отказываться.
— Ну ладно, с чего мне начать? — сказал Макс, готовясь загибать пальцы. — Мы ничего не знаем о его родословной, его корнях. Он имеет репутацию жестокого дельца. Нажился на войне, все его состояние имеет сомнительное происхождение. Он против демократии и хочет задушить республику. И, судя по статьям, которые публикуют его газеты, я сильно сомневаюсь, что он позволит молодой еврейке моделировать платье для его невесты. Это будет ваша первая ссора.
— Какой ты смешной, Максимилиан, — возразила Мариетта. — Ты его даже не знаешь. Ты никогда не обедал с нами, когда тебя приглашали. Да, он действительно вышел из низов. Его отец был сапожником. И что? Он получил орден во время войны и смог сделать состояние без чьей-либо помощи!
— Меньше всего меня беспокоит его социальное происхождение. Но его политические взгляды! Он предоставляет газетную площадь для настроенных против республики экстремистов-фанатиков. Вот что хуже всего.
— Я отказываюсь с тобой говорить! — воскликнула Мариетта. — Ты мог по крайней мере порадоваться моему счастью, вместо того чтобы поучать меня, как сопливую дуру. Если и дальше будешь продолжать в том же духе, я не приглашу тебя даже на прием! Я выйду за Курта Айзеншахта, нравится тебе это или нет.
Волнуясь, она скомкала полотенце и швырнула его в корзину. Макс схватил ее за запястье. Шутки кончились. Большими темными глазами сестра пожирала его лицо. Маленькие морщинки появились в уголках ее губ, подчеркивая остроту носа на похудевшем лице.
— Назови мне настоящую причину, Мариетта. Хотя бы одну.
Она застыла в неподвижности, не в силах вырваться из его схватки. Он чувствовал, как дрожит ее тело. Сестра по-прежнему оставалась для него загадкой. У нее было все, чтобы нравиться мужчинам: родовое имя, признанная всеми красота, острый ум, который она внезапно показывала в моменты озарения. Но она жила словно в постоянном бегстве от чего-то.
— Мне с ним нескучно. Для меня скука — это смерть.
Выдернув руку, она поднялась и направилась к кабинкам для переодевания. На возвышении можно было увидеть крышу и трубы одной из красивых уютных вилл на берегу озера. Лежа на животе, Макс выгнул голову, изобразил пальцами фотоаппарат и зафиксировал сестру в воображаемом видоискателе.
— Что скажет обо всем этом ваш отец? — спросил Фердинанд, складывая газету.
— Уважаемый Фрайхерр фон Пассау ожидал бы для дочери лучшего, но тут он бессилен. Что ты хочешь, чтобы он сделал? Отказался их принять? Проклял свою дочь или запер ее за двойными дверями в своей комнате? Она вышла из детского возраста, и в любом случае Айзеншахт наплюет на его мнение.
— Может, не все так ужасно, как ты думаешь, — попытался успокоить своего друга Фердинанд. — Помимо всего прочего, это лишь политические мнения, которые он публикует, зарабатывая на этом деньги. Мариетте нужен солидный мужчина. Последнее время она слишком увлеклась кокаином. Свадьба, возможно, успокоит ее и даже сделает счастливой. Кто знает? Твоя ссора с ней ни к чему не приведет. Она такая же упрямая, как и ты. Мне кажется, ты ей еще понадобишься, когда она станет фрау Айзеншахт. А вот для Мило это будет серьезным ударом.
— Мило глуп, но было бы в тысячу раз лучше, если бы он стал моим зятем.
Волнуясь, Макс вздохнул и приподнялся на локтях, чтобы посмотреть, как Сара плывет к берегу. Ее тело скользило ровно. Длинные светлые руки делали регулярные гребки. Ветки деревьев колебались под ветром, воздвигая сплошной зеленый барьер. Понтон чертил по озеру линию, которая словно возносилась к небу, лишенному туч. Молодая женщина поднялась и вышла из воды. Ее шерстяной трикотажный купальный костюм облегал тело. Сара смеялась, полная жизни. Одним движением она сняла шапочку, взмахнула головой, и ее темные волосы рассыпались по плечам. При мысли о том, какая она красивая, Макс тут же захотел заняться с ней любовью.
Париж, апрель 1925
У Ксении Федоровны Осолиной была одна недоброжелательница, отравлявшая ей существование в конце каждого квартала. Доходившая Ксении до плеч, сухая, как палка, с засаленными волосами, убранными в вышедший из моды шиньон, приставучая, как репей, консьержка мадам Грандэн являлась неусыпным стражем жилого дома жалкого вида, располагавшегося на маленькой улочке в XV районе Парижа, неподалеку от площади с разросшимися каштанами. В этом доме жила семья Ксении.
