Тесса почти улыбается, когда говорит о своем лучшем друге, но продолжает читать мне нотацию:
– С Кимберли тебе, может, и нелегко, но она тоже беспокоится о тебе. А ведь есть еще Смит. Кроме тебя, этому мальчишке совсем никто не нравится.
Она обхватывает мои ладони своими дрожащими руками и начинает нежно поглаживать их большими пальцами.
– Какая ирония судьбы: парень ненавидит весь мир, но им же обожаем и любим, – шепчет она, сверкая глазами, полными слез. Из-за меня. Столько слез, и все – из-за меня.
– Детка. – Я притягиваю ее к себе на сиденье, и она прижимается ко мне, обвивая руками за шею. – Моя самоотверженная девочка.
Я прячу лицо у нее на шее, почти зарывшись в копну растрепанных волос.
– Впусти их в свое сердце, Хардин. Жить станет легче. – Она гладит меня по голове, словно домашнего питомца… но мне это чертовски нравится.
Я прижимаюсь к ней еще сильнее.
– Все не так просто.
У меня саднит горло, и кажется, что я могу дышать, только если вдыхаю ее запах. Он перемешан со слабыми запахами дыма и гари, которые, видимо, впитались в обшивку салона, но все равно умиротворяет.
– Я понимаю, – отвечает она, продолжая гладить меня по волосам, и мне хочется ей верить.
Почему она всегда так хорошо меня понимает, если я этого совсем не заслуживаю?
Автомобильный гудок вырывает меня из тайного убежища ее волос, и я вспоминаю, что мы до сих пор у заправки. Очевидно, водитель грузовика позади нас не горит желанием подождать хотя бы минуту. Тесса сползает с моих коленей на пассажирское сиденье и пристегивается.
Я собираюсь не двигаться с места просто из вредности, но слышу, как у Тессы урчит в животе, и меняю решение. Когда она ела в последний раз? Судя по тому, что вспомнить не получается, давно.
Отъехав от заправки, я сворачиваю на противоположную сторону улицы, туда, где мы останавливались прошлой ночью.
– Съешь что-нибудь, – говорю я и сую ей в руки злаковый батончик.
Припарковавшись в дальнем конце площадки, ближе к деревьям, включаю обогрев. На дворе весна, но утренний воздух довольно прохладный, и Тесса дрожит от холода. Я обнимаю ее одной рукой, а другой делаю жест, будто предлагаю ей весь мир.
– Можно прокатиться в Хауорт, посмотреть, где жили сестры Бронте. Я мог бы показать тебе торфяники.
К моему удивлению, она смеется.
– Что? – поднимаю я бровь, откусывая кусочек бананового маффина.
– После такой ночки… кхе, – откашливается она, – ты хочешь свозить меня на торфяники? – Она качает головой и тянется к горячему кофе.
Пожав плечами, я продолжаю задумчиво жевать.
– Не знаю…
– Долго туда ехать? – Она спрашивает с куда меньшим энтузиазмом, чем я рассчитывал.
Если бы эти выходные не обернулись полным дерьмом, скорее всего она обрадовалась бы больше. Я обещал свозить ее и в Чотон, но торфяники больше соответствуют моему сегодняшнему настроению.
– Часа четыре.
– Далековато, – задумчиво роняет она и отпивает кофе.
– Я думал, ты не прочь прокатиться. – Мой тон становится жестче.
– Ну да, не прочь…
Теперь я точно знаю: что-то в моем предложении ее тревожит. Черт возьми, когда я перестану создавать проблемы для этих серых глаз?
– Тогда чего ты ноешь по поводу поездки? – Я доедаю маффин и принимаюсь за следующий.
Она выглядит немного обиженной, но ее голос по-прежнему мягкий и хриплый:
– Мне просто интересно, почему ты так стремишься в Хауорт. – Она заправляет прядку за ухо и глубоко вздыхает. – Хардин, я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понимать, когда ты на чем-то зацикливаешься или что-то от меня скрываешь.
Потом отстегивает ремень безопасности и поворачивается ко мне всем телом.
– Твое желание съездить со мной на торфяники, вдохновившие Бронте на создание «Грозового перевала», а не в какое-нибудь место из романа Остин только еще больше выводит меня из себя.
Она видит меня насквозь.
«Как ей это удается?»
– Нет, – лгу я, – просто я подумал, что тебе пришлись бы по душе торфяники и поместье Бронте. Вот и все.
Я закатываю глаза, избегая ее взгляда и не желая признавать ее правоту.
Она вертит в руках нераспечатанный батончик.
– Пожалуй, нет, мне не хочется туда ехать. Я хочу просто вернуться домой.
Глубоко вздохнув, я забираю у нее батончик и разрываю обертку.
– Тебе нужно что-нибудь съесть. У тебя такой вид, словно ты вот-вот упадешь в обморок.
– Я так себя и чувствую, – тихо отвечает она, скорее себе, чем мне.
Я уже решаю накормить ее насильно, но она все-таки берет батончик и откусывает от него маленький кусочек.
– Значит, хочешь домой? – в конце концов спрашиваю я, не уточняя, что она имеет в виду под словом «дом».
– Твой отец был прав. Лондон не такой, каким я его представляла, – кривится она.
– Я все испортил, в этом дело.
Она не возражает, но и не подтверждает. Ее молчание и отсутствующий взгляд, устремленный на деревья, заставляют меня сказать то, что я должен. Сейчас или никогда.
– Думаю, мне нужно остаться здесь ненадолго… – говорю я в пространство.
Тесса перестает жевать и поворачивается ко мне, прищурив глаза:
– Почему?
– Потому что возвращаться сейчас бессмысленно.
– Наоборот, бессмысленно оставаться здесь. Как тебе такое вообще пришло в голову?
Ее чувства задеты, как я и предполагал, но разве у меня есть выбор?
– Дело в том, что мой отец – на самом деле не мой отец, моя мать – лгунья, – я сдерживаюсь, чтобы не назвать ее словцом покрепче, – а мой биологический отец вот-вот угодит в тюрьму, потому что я поджег ее дом. Довольно забавный сериальчик.
Пытаясь вызвать хоть какую-то ответную реакцию, я с сарказмом добавляю:
– Для полного успеха осталось только провести кастинг среди разряженных молоденьких девиц с вызывающим макияжем.
Ее глаза изучают мои:
– Я так и не поняла, что из вышеперечисленного заставляет тебя задержаться. Здесь, а значит, вдали от меня, ты ведь этого хочешь? Хочешь быть подальше от меня. – Последнюю фразу она проговаривает так, будто слова, произнесенные вслух, автоматически становятся правдой.
– Нет, вовсе не так… – начинаю я, но замолкаю. Не знаю, как выразить мысли словами – моя вечная гребаная проблема. – Мне тут подумалось, что, если мы некоторое время побудем на расстоянии друг от друга, ты поймешь, как я на тебя влияю. Просто взгляни на себя.
