Они повернули и увидели перед собой длиннющий коридор, находившийся по другую сторону запертой решетки.
– Без ключа мы дальше не пройдем, – констатировала Хлоэ. – Нужно вернуться и обследовать другие ответвления.
Илан взглянул на план.
– Схема далеко не полная, этой части здания на ней вообще нет. Ладно, будем танцевать от печки и пойдем вот сюда. – Он ткнул пальцем в слово «Процедурная». – Это недалеко.
Они так и поступили и очень скоро попали в совсем другую обстановку. Стены были выложены белым кафелем, забранные решетками лампочки горели тускло, потолок нависал над головой. Первая комната, куда они смогли попасть, оказалась кабинетом дантиста. В центре стояло большое кресло с ремнями и отсосами для слюны. Некоторые инструменты все еще лежали на привычных местах.
– Как странно, – произнес Илан. – Оборудование совсем новое. И вполне современное.
– Ты прав, – откликнулась Хлоэ. – И обрати внимание – никакой пыли. Они все вычистили перед нашим прибытием.
– Время как будто остановилось – в мгновение ока. Куда подевались пациенты и персонал? Почему не вывезли оборудование? Оно недешевое.
Хлоэ не ответила. Она рыскала по всем комнатам, и глаза у нее горели, как у подростка при виде кучи сладостей.
– Здесь был настоящий город. Подология
[19]
, радиология… А там…
Она попыталась открыть дверь с табличкой «Электрошоковая».
– Закрыто. А жаль.
– Не жаль, а слава богу! Не хочу знать, что здесь происходило. Электрошок все еще применяют?
– Еще как применяют, только называется это теперь «электротерапия». Электрошоковые процедуры очень быстро дают обнадеживающие результаты, особенно если речь идет о памяти и скрытых воспоминаниях. Полагаю, здесь такие процедуры не только проводили, но и злоупотребляли ими.
Жигакс на сей раз держался сзади, молчал и по-кошачьи ловко обходил осколки стекла, кося по сторонам большими круглыми глазами. Илан спрашивал себя, как такому замкнутому, такому странному типу удалось преодолеть все хитрые препоны «Паранойи» и вырулить на финишную прямую.
Они осмотрели пустую комнату со стенами, обитыми звукоизолирующим материалом, потом долго шли по коридору, который заканчивался тупиком, и открыли последнюю дверь.
– Ну наконец-то! – воскликнула Хлоэ, застыв на пороге. – Здесь делали пресловутую префронтальную лоботомию. Ту самую процедуру, что замарала репутацию клиники.
Они с Иланом вошли и увидели ванну с ремнями и кнопками. Рядом стояли три больших стола с оцинкованной поверхностью и пультами управления, к которым, видимо, присоединялись провода. На одном из столов лежала серая смирительная рубашка, обездвиживавшая пациента от макушки до кончиков пальцев. Для лица было прорезано отверстие, с десяток ремешков удерживали голову в неподвижности.
– Смотри…
Фреска на одной из стен изображала заход солнца и черного лебедя на озерной глади. Птицу окружали девять кругов увеличивающегося диаметра, столько же кругов было на воде – они символизировали движение. Ошеломленная Хлоэ подошла ближе.
– Черный лебедь, символ «Паранойи», в девяти кругах…
Илан провел ладонью по стене.
– Картина старая, краска отслаивается. Гадес и его банда ничего подобного нарисовать не могли. Разве что много лет назад.
Они с Хлоэ переглянулись.
– Значит, черного лебедя изобразили… люди из прошлого, возможно пациенты, – сделал вывод Илан. – «Паранойи» тогда в помине не было, какая тут связь?
– Похоже, нам придется найти ответ на этот вопрос. – В голосе Хлоэ прозвучала тревога. Она бросила взгляд в сторону тяжелой металлической двери и увидела, что Жигакс исчез. Хлоэ взяла с лотка хирургический инструмент с рукояткой и бесконечно длинным стальным острием.
– Лейкотом – знаменитый «нож для колки льда». Веко пациента поднимали и вводили острие через угол глаза на всю длину, перерезая фронто-таламические волокна белого вещества, «освобождая» мозг от патогенных эмоциональных противоречий.
– Эвтаназия психики, – прошептал Илан с гримасой сострадания на лице. – Людей превращали в моллюсков. Отвратительная жестокость.
Он посмотрел на орудие смерти.
– Выглядит совсем новым. А ведь его оставили здесь как минимум пять лет назад.
– Гораздо раньше. От лоботомии отказались достаточно давно. Но инструменты не ржавеют.
Илан смотрел на столы и смирительную рубашку, машинальным движением потирая плечи, чтобы снять напряжение.
– Вот дерьмо… Ты не заметила ничего подозрительного? Здесь все покрыто пылью, все – кроме инструментов и рубашки. Ее как будто только что вытащили из стиральной машины. В кабинете дантиста таким же новехоньким выглядело кресло.
Хлоэ кивнула, признавая его правоту.
– Пошли отсюда, – сказал Илан. – Это место наводит на меня ужас.
28
Они вернулись в коридор и обнаружили, что Жигакс окончательно испарился.
– Мутный тип, – шепнула Хлоэ. – Манеры странные, молчун, но нос держит по ветру, как флюгер. И взгляд его мне не нравится. Не вызывает доверия.
– А остальные? Все они хотят победить и вести себя по-рыцарски не станут, равно как и заводить друзей.
Откуда-то издалека донесся мужской голос.
– Судя по всему, наши «друзья» что-то нашли, – прокомментировал Илан.
Они побежали на зов и уловили шум из поперечного крыла, где еще не были.
– Ты слышала?
Хлоэ кивнула. Илан потянул ее за собой. Стены и потолки были покрыты росписями: огромный страшный бык, черная река, концентрические круги разных цветов.
– Похоже на Минотавра, – сказала Хлоэ, подняв голову.
– И девять кругов, как вокруг лебедя в лоботомическом зале. Как в Дантовом «Аде».
– В «Божественной комедии».
Они дошли до комнаты с фантастически яркими стенами.
– Арт-терапия. – Хлоэ остановилась. – Способ заставить болезнь проявиться, высказаться.
Каждый квадратный сантиметр стены был занят фотографиями, рисунками, картинками. Сотни изображений. Обычные лица, странные лица и фигуры – плод художественного творчества измененного сознания. Были здесь и круги – концентрические и переплетающиеся, а еще мифологические чудовища: фурии, горгона Медуза, кентавр, нарисованные той же рукой.
– Снова отсылка к мифологии, чудовищам, аду, – удивился Илан. – Странный способ самоизлечения. Один из пациентов был чертовски талантлив, но… я бы не хотел встретиться с таким, уж больно мрачное у него вдохновение.
