– Он черный, Илан, и похож на…
– На что?
Девушка взяла в руки изуродованное распятие.
– На один из тех, которые больной придурок приносил к двери моей квартиры. Где ты его нашел?
– В одной из палат. Это настоящее распятие, на нем был Христос, но он… отвалился.
Хлоэ перелистала Библию, бросила взгляд на рисунки:
– Похожи на те, что мы видели на стенах кабинета арт-терапии. Может, вернемся и еще раз все проверим?
Илан не ответил. Она заглянула ему через плечо.
– Что за слова ты пишешь?
– Те, что мне велели запомнить в электрошоковой. Некоторые пары почему-то всплыли сейчас в памяти, а там я сплоховал – и был наказан. Разум, больной. Свет, белый. Смерть, холодная.
Он писал не останавливаясь.
– Очень странно… Количество, любопытное. Загадка, сложная. Отец, тайный. Сокровище, зарытое. Эти пары слов связаны с картой моего отца. Думаю, кто-то пытается через меня добраться до тайны моих родителей.
– Хочешь сказать, что…
– Разгадка где-то во мне. Я уверен: отец со мной поделился, но мне стерли память. Кто-то использует игру и это место, чтобы докопаться до истины.
На лице Хлоэ появилось скептическое выражение. Илан вспомнил еще одну пару слов – крест, черный, – но ничего не сказал подруге и не стал их записывать. Он машинальным жестом потер запястья, глядя в никуда, Хлоэ встревожилась, погладила его по голове, помассировала затылок.
– Кто-то из кандидатов причинил мне боль, Хлоэ. Последний разряд был таким сильным, что я потерял сознание.
– Не понимаю, как такое возможно. У меня тоже было задание – странное, пришлось побывать в не самых приятных уголках этого здания, но пытки… Зачем кому-то мучить тебя? Зачем использовать игру, чтобы получить результаты исследований твоего отца? И при чем тут мы? Нет, все наверняка объясняется гораздо проще… Понимаешь?
– Я собираюсь найти ответы на все эти вопросы и понять, почему мой «палач» так далеко зашел. Он ведь мог меня…
Илан не договорил. Хлоэ посмотрела на часы.
– Покажешь мне тот кабинет?
Илан решительно кивнул:
– Хорошая мысль.
38
Илан вел Хлоэ по коридорам «Сван-сонг», не заглядывая в карту. Молодая женщина касалась ладонью стен каким-то странным ласкающим движением.
– Я полдня бродила по зданию одна, – сказала она, – и мне все время казалось, что тут все еще живут люди. Что кто-нибудь может выскочить из-за двери и утащить меня в темные глубины этой клиники. У покинутых мест есть душа.
– Душа… – эхом повторил Илан. – Да, есть. Особенно у этого.
Хлоэ посмотрела на Илана и сказала очень серьезно, без тени улыбки:
– Ты должен кое-что знать о Жигаксе. Мы сегодня несколько раз сталкивались с ним – то тут, то там, и я за ним наблюдала. Мне кажется, он страдает раздвоением личности.
– О чем ты?
– У него в голове живет несколько личностей…
– Очень странно. Ты уверена?
– Все не так очевидно, как бывает в кино или романах, но Жигакс ведет себя по-разному в разных ситуациях. Он только что говорил сам с собой, медленно, странным – женским – голосом. Иногда он выглядит ужасно подавленным, в другие моменты кажется совершенно нормальным. Я бы сказала, что мы имеем дело с Жигаксом-умницей, Жигаксом – пугливым ребенком и Жигаксом-параноиком. Короче, он тот еще подарочек.
– И это делает его опасным?
– Зависит от личности. Сейчас он замкнулся, окуклился.
– По-моему, здесь у всех проблемы с психикой, – шепнул Илан. – Чем занимается тип вроде него в обычной жизни?
– Может, он уже лежал в психушке, может, лечится и сейчас, трудно сказать.
Они вошли в электрошоковую, и Илан кивнул на «жаровню».
– Вот к этому стулу Моки меня и привязал, а потом ушел и закрыл дверь. После этого кто-то устроил мне номер со словами и пыткой током. Ты никого не видела поблизости после обеда?
– Я была в противоположном крыле.
– Как это ни странно, я верю Моки. Думаю, он ни при чем. Когда я его обвинил, он искренне удивился. Это задание дали кому-то другому.
– На кого ты думаешь?
– Трудно сказать. Но один из нас ведет грязную игру.
Илан посмотрел на зеркало:
– Видела сцены допросов в полицейских сериалах, когда один задает вопросы, а другие наблюдают из-за зеркала?
Илан решительным шагом подошел к тележке на колесиках и подтащил ее к противоположной стене, на которой висело зеркало. Хлоэ попыталась помочь, но он остановил ее.
– Не вмешивайся.
– Ты же не хочешь…
Илан толкнул тележку, раковина упала на пол и раскололась, тележка опрокинулась, а за зеркалом не оказалось ни тайной комнаты, ни наблюдательного пункта. Только бетонная стена.
Разочарованный, но не сдавшийся Илан посмотрел на свое «кубистическое» отражение в разбитом зеркале и рванулся к груде костылей. Схватил один из них и, держа как бейсбольную биту, начал лупить по стулу металлической частью, изничтожая спинку и подлокотники, как личного врага. Хлоэ умоляла его остановиться, но он не слышал и не слушал, отдавшись животной ярости. Он всем телом навалился на «жаровню», пытаясь повалить ее на бок, но не сумел: ножки были намертво прикручены к полу.
– Я уверен, провода под ней, – задыхаясь от натуги, сказал он. – Где-то должен быть источник питания.
– Остановись, иначе будут проблемы с Гадесом.
– Из-за ущерба, нанесенного пыточному арсеналу? Думаешь, он подаст жалобу? Пусть вылезет из своей норы. Мне больше ничего не нужно.
Илан обливался потом, отдирая кожаную обивку, но не смог обнаружить ни одного провода. Он выбежал в коридор, толкнулся в двери соседних комнат, но они были заперты на ключ. Илан колотил по створкам костылем, давил плечом – все было напрасно. Он выбился из сил, сполз по стене на пол и обнял колени руками.
– Во всяком случае, никто больше не пострадает от этого… агрегата.
Хлоэ села рядом, попыталась утешить:
– Все будет хорошо, ты поешь, выспишься, и все наладится, вот увидишь.
– Ты должна мне верить, – прошептал он ей на ухо, глядя на камеру под потолком. – Хлоэ, это не игра, здесь что-то другое, и это что-то связано со мной, с нами. Скажи, что веришь, иначе я не смогу продолжать. И не узнаю правду.
Хлоэ слишком долго держала паузу.
– Этот список слов, – спросила она, – почему ты вспомнил о нем именно сейчас, а не раньше? Возможно, ты слышал их не из динамика? Что, если они звучали у тебя в голове? Как во сне. Понимаешь, о чем я?
