Выражение лица женщины не изменилось, глаза остались пустыми. Илан утратил способность рассуждать здраво: «Паранойя» не отпускала его.
Кто-то коснулся его плеча.
– Рисунок отца у тебя с собой? – спросила стоявшая прямо под камерой Хлоэ.
Илан вытащил листок из кармана и протянул ей. Девушка постучала пальцем по буквам «Н», стоящим перед цифрами, обозначающими длины волн.
H
H
H
H
H
– Что они тебе напоминают?
– Я думал об этом дни и ночи напролет – и ни до чего не додумался.
Хлоэ показала на стены, исписанные буквой «Н» и словом «Жакоб». Буквы были расположены в том же порядке, что и на зашифрованной карте, но стояли ближе друг к другу, образуя четкий рисунок.
– Лестница! – воскликнул Илан. – Черт, это же лестница, такая же, как…
Он не договорил и снова стал рассматривать рисунок отца под углом сделанного открытия.
Все вдруг стало совершенно ясно. Последовательность
Н 470
Н 485
Н 490
Н 580
Н 600
превратилась в
HJ
HA
HC
HO
HB
– Лестница Иакова… что-то знакомое.
– Ну еще бы, – вмешался Филоза. – Книга Бытия. Библия.
– Ты нашел Библию в палате № 27, – напомнила Хлоэ. – В палате…
– Люки Шардона. В этом нет никакого смысла.
– Мне кажется, мы попали в игру, в «Паранойю», сразу после так называемого несчастного случая с твоими родителями…
Продолжить рассуждения они не успели. Черноволосая женщина издала пронзительный вопль и принялась раздирать ногтями лицо.
Филоза подскочил, воткнул ей в спину иглу шприца и ввел лекарство.
Через пять секунд она отключилась.
59
Они отнесли незнакомку в комнату Хлоэ.
Ее тело было почти невесомым, но сердце билось ровно, пульс не частил. Судя по всему, лекарство в шприце было мощным седативом.
Хлоэ начала обрабатывать лицо несчастной антисептиком.
– Я уже видела такие увечья у шизофреников и истериков. Когда их терзают галлюцинации, они причиняют вред самим себе.
– Сколько ей, по-твоему, лет? – спросил Илан.
– Думаю, около сорока.
– Она очень слаба, – сказал Филоза, – до города с нами точно не дойдет.
– Значит, мы ее понесем, – отрезал Илан.
– Полагаешь, мы выберемся? Снега намело по пояс.
– Придется постараться. Никто не будет искать нас в этой клинике. По очень простой причине: никто не знает, что мы здесь.
– Ну, исчезновением Жигакса и его конвоиров наверняка в конце концов заинтересуются.
– Конечно. Когда-нибудь. Но я не хочу ждать.
Протяжно завыла сирена, и они замолчали, как загипнотизированные. Повсюду, кроме жилой зоны, погас свет.
Трое игроков встревоженно переглянулись: Ябловски так и не вернулся.
– Фред мог пораниться, – предположил Илан, глядя в глаза Филозе. – Как он выглядел, когда ты уходил?
– Физически – как обычно, но психологически был в ужасном состоянии.
– Я уверена, что с Ябловски ничего не случилось, – нервным тоном произнесла Хлоэ. – Он уж точно чувствует себя лучше нее. Можешь сходить за моими теплыми перчатками, Илан? Наденем бедняжке на руки и склеим края пластырем, чтобы она не покалечила себя, когда проснется. Я не хочу снова запихивать эту женщину в смирительную рубашку, она больше не пленница.
Илан принес перчатки, и Хлоэ осторожно натянула их на руки с окровавленными ногтями.
– Я останусь с ней. Все уладится. Завтра мы будем в безопасности, живые и здоровые.
Словно по молчаливому уговору, никто не заговаривал о Ябловски. Что могло случиться? Почему он не подает признаков жизни? Илан вернулся в свою комнату, сел на кровать и открыл Библию, найденную в палате № 27. От томика пахло пылью и плесенью. Прикосновение к книге вызвало в памяти яркие, четкие картины. Вечер, отец укутывает его одеялом и читает отрывки из Завета. «Сколько мне лет – десять? Одиннадцать?» Прежде чем погасить свет, Жозеф Дедиссет клал толстый том на тумбочку и целовал сына в щеку. Когда отец выходил, Илан доставал из-под подушки фонарик, залезал под одеяло и долго читал.
Все так и было. И воспоминания об этом скрыты в его мозгу.
Илан провел ладонью по словам «Люка Шардон», написанным на обложке черными чернилами. И представил себе, как несколько лет назад Жигакс, бывший «постояльцем» палаты № 27, делает то же самое.
Он открыл Библию и быстро – как будто знал, где искать, – нашел ту главу из Книги Бытия, где говорилось об Иакове.
Через несколько минут к нему присоединился Филоза. Илан поднял глаза.
– Ну что… Все еще считаешь, что несчастная женщина участвует в игре? – с горечью спросил он.
– Я не переставал об этом думать, искал объяснение. И нашел одно.
Илан вздохнул:
– Какое?
– Представь, что она с самого начала была в игре, а когда Жигакс устранил Гадеса, оказалась в ловушке. Ее не кормили, не поили, не выпускали, она мочилась под себя – и начала слетать с катушек. Как тут не сбрендить, если на тебя надели смирительную рубашку и оставили одну в заброшенном здании!
Илану пришлось признать, что в словах Филозы есть своя логика, хотя сам он думал иначе. Он достал из кармана ключ и сказал:
– Она держала его в руке. Мы пробовали открыть сейф с деньгами, но ничего не вышло.
– Что еще он может открывать?
– Не знаю и знать не хочу. Главное – выбраться отсюда.
Илан начал листать тонкие страницы Библии, слушая, как шуршит бумага.
– С каждым проведенным здесь днем воспоминания возвращаются. Я знаю, что мои родители были глубоко религиозны и очень меня любили. Мы жили в маленьком скромном доме. Это всплывает из глубин подсознания. До сегодняшнего дня я считал, что мать с отцом были учеными, бесстрастными исследователями, думавшими только о своей карьере и путешествиях на проклятой яхте. Теперь я понимаю: кто-то внушил мне все это. Настоящие воспоминания не утрачены, они рано или поздно отыщутся, я уверен.
Филоза сел рядом с Иланом, бросил взгляд на разложенную на кровати карту и прочел вслух фразу над рисунком: Здесь царит Хаос, но на вершине ты обретешь равновесие. Все ответы там.
