— Нет, дорогая, я не буду заточать вас, но я знаю, как охранять свое сокровище, не сомневайтесь в этом.
Она завернулась в плащ и широко раскрытыми глазами взглянула на него.
— Значит, в Англии к женам приставляют противных дуэний?
Он покачал головой.
— Вернее, мы им доверяем.
Ямочки у нее на щеках задрожали.
— О, сэр Николас, вы почти убедили меня! — Доминика предостерегающе нахмурилась, увидев, что он протянул к ней руку. — Фу, при ваших людях! Сеньор, я сказала «почти». Знайте, что отец собирается выдать меня замуж.
— Заботливый сеньор, — заметил Бовалле. — Клянусь честью, я тоже собираюсь.
— Если вы действительно приедете в Испанию, возможно, я уже буду обвенчана.
Его глаза сверкнули.
«Как клинок!» — подумала она.
— Это в самом деле возможно? — спросил он, и эти слова требовали ответа.
Слегка дрожа, Доминика отвела глаза, улыбнулась, нахмурилась и покраснела.
— Н-нет, — запинаясь, произнесла она.
Слишком быстро наступил день, когда на юге показались берега Испании. Дон Мануэль отважился ненадолго подняться на палубу, где было прохладно, и устремил взгляд в ту сторону, куда указывал Бовалле.
— Вон там находится Сантандер, сеньор. Сегодня ночью я высажу вас на берег.
День быстро заканчивался, сгущались сумерки. Донья Доминика наблюдала, как Мария укладывает ее сундуки. Служанка уложила драгоценности отдельно в шкатулку с золотым замком и ревниво их пересчитала. Она не могла быть спокойна, пока находилась среди этих англичан, и все время терзалась мрачными подозрениями.
Ее госпоже пришла в голову странная фантазия упаковать драгоценности собственноручно. Разложив содержимое шкатулки на столе, Доминика рассматривала каждую вещицу с грустью и нежностью. В конце концов она выбрала золотой перстень для большого пальца. Он был велик для ее маленькой ручки и слишком массивен для дамы. Она спрятала его в носовой платок и быстро заперла шкатулку, чтобы Мария не обнаружила пропажу.
В мягких вечерних сумерках Доминика поднялась на палубу. Она была закутана в плащ, и ее овальное лицо бледнело в тусклом свете фонаря. Сейчас корабль двигался медленно, и темная вода мягко плескалась у его дубовых бортов. На палубе была небольшая суета. Раздался громкий голос шкипера: «Прямо руля!» При свете раскачивавшегося фонаря девушка увидела Бовалле, который стоял рядом с боцманом и вглядывался в темноту. Далеко на юге мерцали огоньки, и Доминика поняла, что Испания близко.
Она тихо подошла к Бовалле и робко коснулась его руки. Он быстро оглянулся.
— В чем дело, дитя мое?
— Я хотела… я пришла поговорить с вами, — нерешительно сказала она.
Сэр Николас лукаво взглянул на нее:
— Говорите — я слушаю.
Доминика извлекла из-под плаща руку, в которой держала золотой перстень.
— Сеньор, вы дали мне на хранение ваше кольцо. Я… я думаю, что мы больше никогда не увидимся, и мне бы хотелось, чтобы вы взяли мое кольцо на память обо мне.
Доминику тотчас же увлекли подальше от фонаря, в благословенную темноту. Она почувствовала, как Бовалле обнял ее и прижался щекой к ее локонам, услышала его шепот: «Любимая! Дорогая!» Безумие, совершенное безумие, но было так сладко раз в жизни совершить безумие! Доминика ответила на поцелуй, и все поплыло у нее перед глазами. Она подумала, что никогда не забудет ощущения железных рук англичанина, прижимавших ее к стремительно бьющемуся сердцу. Дрожа от волнения, она прошептала:
— Querido!
[4]
Не забывайте меня!
— Забыть? — отозвался Бовалле. — О, недоверчивая малышка! Неужели вы не чувствуете, как крепко я вас держу? Неужели я могу вас выпустить?
Доминика вернулась на землю и ощутила, что щеки у нее пылают и она вся дрожит.
— О, пустите меня, — попросила она. — Как могу я поверить, что вы совершите невозможное?
— Для меня нет ничего невозможного, — сказал Бовалле. — Я расстанусь с вами на время, так как дал слово, но ненадолго, совсем ненадолго! Ждите меня, моя любимая, я обязательно приду, не пройдет и года.
Рядом послышался зычный голос:
— Где вы, сэр? Они ответили на наш сигнал.
Бовалле быстро спрятал Доминику за спиной.
К ним подошел боцман, вглядывавшийся в темноту.
Все дальнейшее происходило для Доминики как во сне. На берегу мигал огонек. Спустившись с палубы, она увидела, как выносят ее сундуки. Послышался тихий плеск — на воду спускали шлюпку. Дон Мануэль сидел наготове. Хотя он был укутан в плащ на меховой подкладке, его все время била дрожь.
— Эль Бовалле совершил это, — сказал дон Мануэль со спокойным удовлетворением. — Он смелый человек.
Вскоре за ними пришел мастер Данджерфилд. Он предложил руку дону Мануэлю и произнес ободряющие слова, но его печальный взгляд был обращен к донье Доминике. Они поднялись на палубу и увидели Бовалле, стоявшего возле штормтрапа. Внизу, на черной воде, покачивалась лодка, в которой сидели боцман и несколько матросов. Там же находился и заботливо уложенный багаж.
Сэр Николас шагнул навстречу:
— Дон Мануэль, хватит ли у вас сил спуститься по этому трапу?
— Я попытаюсь, сеньор, — ответил дон Мануэль. — Бартоломео, ступай вперед. — Он взглянул на Бовалле при свете затененного фонаря: — Сеньор, пора прощаться. Позвольте мне сказать…
— Не нужно, сеньор, у нас еще будет время. Я провожу вас на берег.
— Вы, сеньор? Нет, это значило бы просить у вас слишком многого.
— Не беспокойтесь, вы этого не просили. Я делаю это для собственного удовольствия, — ответил Бовалле и сильной рукой помог ему ступить на трап.
Дон Мануэль стал с трудом спускаться с помощью Бартоломео, шедшего впереди. Бовалле обернулся к Доминике и раскрыл объятия.
— Доверьтесь мне снова, дорогая, — сказал он.
Не произнеся ни слова, она подошла к нему и позволила поднять себя на руки. Бовалле легко спустился с ней в шлюпку. Доминика увидела Марию, сидевшую на корме, и устроилась рядом с ней. Бовалле прошел мимо женщин к румпелю и тихо скомандовал своим людям. Отдали концы, длинные весла окунулись в воду, и шлюпка, бесшумно рассекая волны, устремилась к берегу. Из-за туч неожиданно выглянул яркий полумесяц. Доминика оглянулась и увидела за собой Бовалле, державшего румпель. Нахмурившись, он смотрел вперед, но когда она обернулась к нему, улыбнулся. Она вдруг испугалась.
— А что, если там солдаты! Ловушка!
Его белые зубы сверкнули.
— Не бойтесь.
— Это безрассудство! — прошептала она. — Лучше бы вам не ехать.
