Доминика наконец высвободила руку. Сэр Николас повернулся к донье Беатрисе.
— Ах, мадам, — ответил он, — вы жестоки. Но у меня так много сердец!
Она рассмеялась:
— Как это негалантно! А интересно, есть ли среди них хоть одно верное? О, эти французы!
— Только одно, мадам, — коротко сказал сэр Николас.
Донья Беатриса приподняла брови, ожидая, что ее рассмешат.
— Вот как? Кому же оно верно?
— Моей невесте, мадам, — ответил сэр Николас. — Оно целиком принадлежит ей.
Она пожала плечами.
— Ну что же, сеньор, это весьма похвально. Однако интересно, что вы скажете через год?
Доминика повернулась к ним спиной и смотрела через окно в сад.
— О, мадам, оно такое преданное! Я уверен, что через год повторю свои слова. Но у меня все равно найдется сердце, которое я в знак восхищения положу к вашим ногам.
После этого он удалился. «Давно пора», — подумала Доминика.
Ее тетка заговорила о предстоящей поездке в Васконосу.
Но туда же собирался отправиться еще один путешественник, о котором она не подозревала. Вернувшись в «Восходящее солнце», сэр Николас занялся изучением тех карт, которые ему удалось раздобыть. При виде этого Джошуа Диммок снова приободрился и загадочно сообщил плащу, который складывал, что чем скорее они отправятся в это путешествие, тем лучше для них.
— Да, — сказал он, стряхивая пыль с колета, — я должен спросить себя: а что, если там нет «Отважного»? Когда на борту нет командира, неизвестно, что с ним сталось в испанских водах. Да, тут-то и загвоздка. — Джошуа бросил взгляд на сосредоточенный профиль своего господина и вздохнул. — Мы можем делать отметки на карте и сколько угодно бормотать о почтовых станциях, но, помяните мое слово, мы не можем быть уверены в счастливом исходе. Я не пожалел бы и пятидесяти фунтов, чтобы оказаться сейчас дома. Меня не нужно убеждать, что мы доберемся до порта контрабандистов, — возьму на себя смелость утверждать, что мы там будем, несмотря на всех этих дурацких испанцев. Но вдруг мы приедем в порт, а корабля нет? Тогда нам крышка! Мы проведем остаток наших дней в Испании, а их останется немного, не сомневаюсь в этом! Все зависит от «Отважного», а «Отважный» плавает без своего командира! Да, все это предприятие очень рискованное.
Бовалле оторвался от карт:
— Тише, ты, трещотка! Что тебя беспокоит?
— Меня беспокоит, хозяин, отсутствие гарантии, что «Отважный» находится в этих водах.
— Разве мне так часто не подчиняются?
— Нет, я этого не говорю, сэр, и не сомневаюсь в добросовестности мастера Данджерфилда, но он не сэр Николас Бовалле и может не справиться.
— Да не каркай ты! Вечно придумаешь сто возражений. Тебе за каждым углом мерещится опасность. Диккон достаточно хладнокровен, и у него есть мои распоряжения, как действовать. Тут мне нечего опасаться. Разве мои люди когда-нибудь меня подводили?
— Нет-нет. Но вы сказали, хозяин, что тут вам нечего опасаться. Тогда где же?
— По правде говоря, — ответил Бовалле, — мне не нравится вид этого французского посланника.
— Что до меня, сэр, то мне не нравится этот щеголь — кузен вашей дамы. Если он не собирается затеять с вами ссору, то уж не знаю, кто тогда собирается.
— В таком случае, да поможет ему Бог! — сказал Бовалле и снова склонился над картой. — В следующий вторник сеньора едет в Васконосу. Я решил, что мы будем сопровождать ее в этом путешествии.
— А что потом, хозяин?
— Черт побери, откуда мне знать — ведь я еще не видел этого места. Мы похитим ее и доберемся до побережья. Больше я пока ничего не знаю.
— Я боюсь несчастливой случайности, — грустно сказал Джошуа. — Все идет слишком гладко, сэр.
Бовалле сложил карту и убрал ее. На лице у него появилось выражение, которое Джошуа видел всего раз или два.
— Бойся чего хочешь, — сказал сэр Николас, — и будь что будет. Говорю тебе, что я доберусь до Васконосы и увезу свою даму, не успеет она там провести и две ночи!
Глава 14
Дон Диего, сопровождавший своих родителей и кузину на прием в дом дона Луиса де Новели, заподозрил, что кузина идет туда только затем, чтобы встретиться с шевалье. Его матери смертельно надоели все эти подозрения, и она не желала их слушать.
— Мой дорогой Диего, — сказала она, когда они еще были дома, — шевалье скорее шокирует Доминику, нежели очаровывает. Меня гораздо больше беспокоит приезд Тобара.
— К тому времени мы увезем ее в Васконосу, — возразил он, — и узел будет крепко завязан еще до того, как Тобар сможет действовать. Я не допущу, чтобы она назло всем нам сбежала с этим игривым французом. Говорю вам, сеньора, он провел возле нее большую часть вечера вчера у де Чинчона, ухаживая за ней.
— Как хорошо вы играете роль ревнивого любовника! — восхитилась его мать. — Я никогда не предполагала, что вы способны так ненавидеть кого-нибудь, как вы ненавидите этого неотразимого иностранца. Это весьма забавно.
Несомненно, молодой человек питал к сэру Николасу Бовалле очень сильную неприязнь, которую теперь уже почти не пытался скрывать. Возможно, в синих глазах была слишком явная издевка. Дон Диего считал себя изысканным кабальеро, а сэр Николас явно не придерживался подобного мнения. У сэра Николаса была презрительная усмешка, он смеялся без всяких видимых причин и вел себя так, словно считал очень немногих достойными внимания. Его глаза смотрели беззаботно и лукаво, как будто говоря: «Вы хотите со мной сразиться? Что же, я к вашим услугам, но как бы вам не пожалеть об этом». Он расхаживал повсюду легкой, небрежной походкой, чувствуя себя как дома, и даже посадка его красивой головы была высокомерной. Дону Диего не терпелось выпустить немного этой гордой крови.
Он почувствовал, что все его подозрения подтверждаются, когда увидел шевалье в числе присутствовавших в доме Новели. Так как мать не придавала его подозрениям никакого значения, дон Диего решил следить за Доминикой сам и оставался поблизости от нее весь вечер. Она терпела это, как могла, и надеялась, что Бовалле не подойдет к ней. Он был вполне способен поступить так из чистого озорства, подумала она, и, когда их глаза встретились, девушка постаралась предостеречь его взглядом. Бовалле скорчил гримасу, но подчинился. Когда они виделись накануне вечером, она выбранила его за поведение в Каса Карвальо, сказав ему, что от такой опасной игры у нее мурашки бегают по коже, и он, целуя ей пальцы, признал, что плохо себя вел. Тем не менее донья Доминика уже поняла, что ее возлюбленный не только своеволен, но ему доставляет какое-то странное удовольствие испытывать долготерпение Провидения. Однако ее слова, по-видимому, возымели какое-то действие, так как теперь Бовалле держался поодаль от нее. Он был в самом веселом расположении духа, и она не могла не следить за ним, так как опасалась несчастья.
