За гневом прятался страх. Обвинение вызвало ее в качестве свидетеля. Она получила повестку всего несколько дней назад, к величайшему раздражению отца.
– Вы не можете избавить ее от этого? – спросил Уолтер Гилетти Лоренса Макги, дорогого Манхэттенского адвоката, которого он нанял в помощь дочери. – Мы до последнего времени ничего не знали. У нее не было времени подготовиться.
Лоренс объяснил, что Тони и не должна готовиться.
– Все, что ей необходимо, – выйти и сказать правду. Никто не оспорит ее показаний. Полицейский протокол и результаты допроса Хэмлина вполне совпадают.
Но Лоренс Макги, конечно, не знал правды. Правды не знали ни полиция, ни родители Тони. Никто, кроме самой Тони и Билли. А если Билли изменит показания под присягой? Что, если его адвокат устроит перекрестный допрос и вытянет из нее правду? Знает ли Билли, что обвинение вызвало ее в качестве свидетеля? Возненавидит ли он ее за то, что она станет давать показания против него? За то, что предпочла солгать? Или он именно этого хотел?
Сама мысль о том, что она снова увидит его лицо, заставляла сердце Тони биться сильнее, а ладони неприятно потели. Она не была так напугана с того момента, когда Грейдон Хэммонд взглянул на нее со слезами на глазах и пробормотал, что Николас исчез.
– О-о-о, смотри! Это, должно быть, родители, – взволнованно бормотала Сандра Гилетти, словно увидела кого-то из знаменитостей на великосветской свадьбе.
Тони повернулась, словно ужаленная. Она и раньше видела снимки Хэндемейеров по телевизору, но не была готова к реальности. Рут Хэндемейер, мать Николаса, была так похожа на сына, что у Тони сжалось сердце. Те же светлые волосы оттенка ирисок, те же круглые карие глаза, Только у Николаса они были игривыми и веселыми, а у матери – затянутыми скорбной дымкой. Тони не сводила глаз с Рут Хэндемейер, пока та неторопливо шла к своему месту в сопровождении мужа и дочери.
Сенатор Хэндемейер был старше жены, на вид лет пятидесяти, с коротко остриженными седыми волосами и лицом, словно высеченным из гранита. Ярость била из его темно-синих глаз – контролируемая, исполненная решимости ярость умного, влиятельного человека. Дикий, бессильный рев раненого тигра – не для сенатора Хэндемейера. Этот человек был воплощенной жаждой мести и действовал методично, с целью добиться справедливого суда над виновными в смерти его сына. Обозревая зал заседаний с видом хозяина, сенатор бросил короткий взгляд на Лесли Луза. Задетый адвокат отвел глаза. И тут, к ужасу Тони, сенатор уставился на нее. Она смотрела на него, неподвижная, как статуя, и желудок от страха скручивался в трубочку. «Неужели он видит вину у меня в глазах? Неужели угадывает правду»?
Но когда к скамье подсудимых подошел Билли, сенатор вперился в него взглядом, полным неподдельной ненависти, в которой не было места ни для Тони, ни для кого-то еще.
Если на Билли и подействовал уничтожающий взгляд сенатора, он ничем этого не показал и, отыскав глазами Тони, широко улыбнулся той открытой мальчишеской улыбкой, которую та помнила еще со времен лагеря. Она улыбнулась в ответ, ободренная его очевидной уверенностью.
«Это суд, – убеждала она себя. – Сенатор имеет право на скорбь, но Билли никого не убивал, и присяжные это поймут».
Лесли Луз нервно теребил золотые запонки. Его клиент не должен улыбаться хорошенькой свидетельнице обвинения с видом влюбленного щенка. И если уж на то пошло, вообще не должен улыбаться. Маленький мальчик утонул, и Билли Хэмлину, виновен он или нет, следует выглядеть так, словно он убит горем.
Лесли Луз краем глаза увидел, как напряглись широкие плечи сенатора Хэндемейера. Он был словно сжатая пружина, готовая распрямиться и ударить Билли, а возможно, и тех, кто посмеет ему помогать. Впервые с того дня, как принял дело, Луз задался вопросом, такой ли уж легкой будет победа.
– Всем встать.
Заседание суда пошло обычным порядком и, как казалось Тони, с рекордной скоростью. Не успели обе стороны произнести вступительные речи, как ее вызвали на место свидетеля и заставили принести клятву на Библии.
– Мисс Гилетти! Вы были на пляже с ответчиком в день трагедии. Как по-вашему, Уильям Хэмлин показался вам рассеянным?
– Я… я не знаю. Не помню.
Она так нервничала, что стучали зубы. Весь зал смотрел на нее. Боясь случайно встретиться глазами с сенатором Хэндемейером или с Билли, она упорно смотрела в пол.
– Не помните?
«Конечно, помню. Помню все. Лодку. Чарлза, едва не убившего этих мальчиков. Билли, нырявшего за жемчугом, исчезнувшего под водой. Помню все, кроме Николаса, потому что не следила за ним. Это я! Я позволила ему умереть!»
– Нет.
– Другие свидетели подтвердили, что в тот день Уильям Хэмлин несколько раз нырял за устрицами. Что устроил ради вас целый спектакль. Это вы помните?
Тони взглянула на свои сцепленные руки.
– Да. Помню, как он нырял.
– Несмотря на то, что ему в это время было поручено присматривать за группой маленьких мальчиков?
Тони пробормотала что-то невнятное.
– Говорите отчетливо, пожалуйста, мисс Гилетти. Нам известно, что с самого начала эта группа была поручена вам. Но вы договорились поменяться сменами с ответчиком. Это так?
«Нет! Билли ни за что не отвечал! Это я виновата!»
– Все верно.
– Почему?
Тони в панике вскинула голову и, не подумав, уставилась на Билли, словно прося помощи. Что ответить?
– Простите, – покраснела она. – Что «почему»?
– Почему вы договорились поменяться сменами, мисс Гилетти?
На какой-то жуткий момент все мысли вылетели у Тони из головы.
– Потому что…
Слово повисло в воздухе, как раскачивавшийся в петле труп. Последовавшее молчание казалось бесконечным. Но наконец Тони выпалила:
– Потому что я устала. Плохо спала накануне и… не хотела присматривать за мальчиками, если не сосредоточена на все сто процентов.
Она снова глянула на Билли, который едва заметно кивнул.
«Молодец. Хороший ответ».
– Спасибо, мисс Гилетти. У меня вопросов нет.
Процесс шел своим чередом. Билли краем уха прислушивался, но в основном следил за Тони.
«Она еще красивее, чем я помню. После суда мы переберемся на Западное побережье. Начнем все сначала, с чистого листа».
Жаль, что он не может поговорить с ней, сказать, чтобы не боялась, что все будет хорошо. Бедняжка так перепугана, словно его вот-вот поведут на расстрел. Его тронуло, что она за него боится. Но к чему это? Все скоро закончится.
Билли твердо знал, что его оправдают. Его адвокат тысячу раз твердил ему это. В конце концов не важно, кто должен был позаботиться о Николасе. Произошел несчастный случай. Никто никого не убивал. Это ошибка, ужасная, трагическая ошибка.
