По обе стороны дорожки росла высокая живая изгородь, полная пчелами, бабочками, шмелями всех цветов и размеров, энергично кишащих и жужжащих. Напуганные шумом мотора скворцы, чибисы и лазоревки взмывали к небу, словно отдавая поразительный воздушный салют. В иных обстоятельствах Майкл чувствовал бы душевный подъем, проезжая по местам, которые любил, да еще когда ветерок дул в лицо, а солнце пригревало спину! Но сейчас почему-то был на взводе, нервный, злой, изнемогавший под грузом эмоций, захлестнувших его так неожиданно!
Некоторые было легко определить. Угрызения совести жирной жабой оседлали его сердце, придушив счастье. Вчера он чуть было не попался. Саммер могла изобличить его. Опасность была слишком близка. Он ненавидел себя за то, что лгал ей, за то, что превратился в банального изменника, пародию на самую худшую сторону самого себя. Пока они были в разлуке, он твердил, что все держит под контролем. Что вполне может продолжать отношения с Саммер и вести совершенно другую жизнь здесь, в Лондоне. И все будет шито-крыто. Прошлой ночью он осознал, что все это глупый самообман.
«Я люблю ее. Я люблю ее, и я идиот, и все это должно прекратиться».
Запутанная любовная жизнь Майкла была слишком далека от того, единственного, что занимало его мысли. Много недель он вел себя так, словно все было, как обычно. Словно он ничего не знал. Ездил в Кингсмир и обратно, устанавливая освещение, работая над злосчастной пагодой, будто ничего не случилось.
Но кое-что случилось. Нечто ужасное.
И Майкл не представлял, что с этим делать.
Он должен с кем-то поговорить, кому-то исповедаться. Но кому? Разговор по душам с матерью невозможен. Даже знай он, что сказать, график Алексии был таким плотным, что у него просто не было возможности застать ее одну, готовую его выслушать. А Тедди всегда жил в своем мире фантазии и мечтах о былой славе рода. Его представления о благородстве были абсолютно архаичны, и Майкл никогда не мог понять их до конца. Тедди способен понять и принять правду не больше, чем четырехлетний ребенок способен управлять новым блестящим красным «дукати» Майкла. Правда убьет его, разорвет на миллион осколков, как уроненное елочное украшение. Нет, сказать отцу невозможно.
Остается Рокси.
Майкл рассерженно повернул руль, поддав скорости и без того перегруженному двигателю. Бедняга Рокси, когда-то живая, веселая сестричка, превратившаяся в одинокую озлобленную калеку из-за ничтожного бывшего возлюбленного. Если Рокси предстоят новые страдания, то не из-за Майкла. Значит, она тоже закрытая дверь.
Прошлой ночью он был почти готов исповедаться Саммер. Но сдержался, прежде чем зашел слишком далеко. Высказаться вслух, поговорить об этом с другим человеком – значит все станет реальным.
Прошлой ночью Майкл с внезапной ясностью понял, что он этого не хочет. Пусть это уйдет, скроется, будет похоронено, как было много лет. Он хотел вернуть свое неведение. Невозможно… и от этого он так обезумел, что едва удерживал желание вопить, вопить, вопить бесконечно.
«Скорее бы пережить праздник. Сделать все, чтобы он был успешным. Улыбайся весь вечер. А потом я с этим разберусь. Решу, какого черта мне делать».
Он почти поднялся на вершину Кум-хилл. Отсюда были видны шпили Оксфорда с одной стороны и дремлющие холмы Котсуолдз – с другой. Миля за милей – старинные деревушки и зеленые от пышной травы долины, все еще усеянные белыми овцами, бывшими когда-то основой экономической жизни региона и главным источником дохода. Елянув на спидометр, стрелка которого уже подходила к цифре шестьдесят, Майкл снова прибавил скорость, так что колеса едва касались земли, когда он перевалил за вершину. Он помнил этот прилив адреналина еще с детства, когда вместе с Томми выписывал вензеля по горбатым мостикам на дорогом велосипеде. Но «дукати» был совершенно иным зверем. Диким и опасным. Все равно что скакать на спине леопарда.
К счастью, Майкл был опытным водителем. Легко укротив мотоцикл и на этот раз, он ловко вписался в поворот. Склон делался все круче. Он сбросил скорость, но стрелка спидометра продолжала ползти вниз, подстегнутая инерцией движения. Майкл слегка сжал передний тормоз. Ничего не произошло. Удивленный, но не слишком встревоженный, он сжал тормоз сильнее, навалившись на него всем телом. Мотоцикл продолжал мчаться вперед. «Ничего. Какого дьявола?»
Подножие холма быстро приближалось, адреналин неприятно бился в венах Майкла. К счастью, на дороге не было других машин, но поворот в сторону долины был равен почти сорока пяти градусам, после чего дорога немедленно выходила на оживленный перекресток с шоссе А40. Вынудив себя оставаться спокойным, он снова глянул на спидометр.
Шестьдесят восемь миль в час.
Семьдесят одна миля в час.
Воспользоваться при такой скорости только задними тормозами было крайне опасно, тем более что мотоцикл так и норовил выйти из-под контроля. Но выхода не было.
«Что нужно делать, чтобы сохранить управление при торможении?» Он попытался вспомнить. «Вот оно. Не спускать глаз с горизонта».
Майкл поднял голову, но панические слезы застилали глаза. Горизонт больше не был обычной линией, превратившись в приливные волны полей и неба, несущихся навстречу с головокружительной скоростью.
«Семьдесят восемь миль. Восемьдесят две мили».
Руки и ноги Майкла дрожали. Но отбросив осторожность, он изо всех сил потянул за тормоз заднего колеса. Тело напряглось, ожидая торможения, резкой остановки, но ничего не случилось. Тормоз бессильно повис в руках.
И тогда он понял.
«Иисусе. Это смерть».
Странный покой снизошел на него, приглушив стук сердца и реакции. Он знал, что это конец, но все словно происходило в замедленной съемке, и не с ним, а с кем-то совсем другим, и этот другой наблюдал за грузовиками на шоссе, мчавшимися к нему. Мотоциклист не в силах остановиться или даже свернуть. Он пассивно сдался неизбежному, как парализованный ужасом очевидец.
Потом – столкновение. Чернота. Больше не было мыслей. Все исчезло.
Рокси смотрела на свое отражение. Вслух она заявляла, что плевать ей на собственную внешность. У нее никогда не будет другого мужчины после Эндрю. Даже не будь ее тело изломанным и бесполезным, больше некому отдать сердце, больше в ней не горит сексуальное желание, пропал аппетит к жизни и любви, и их место заняла неизбежная боль. И все же в такую ночь, на глазах у всего света Рокси испытывала извращенное удовольствие в том, чтобы выглядеть как можно лучше. Если и есть нечто более трогательное, чем девушка, прикованная к инвалидному креслу, так это неотразимая красавица, прикованная к инвалидному креслу. И что всего важнее, она знала, что чем лучше выглядит, тем больше злится мать.
Сегодня она постаралась на славу. Густые светлые волосы были сплетены в сложный узел и сколоты антикварными викторианскими шпильками с цветными стеклянными головками. Длинные бриллиантовые серьги принадлежали когда-то леди Мод де Вир, матери Тедди.
