– Да, миссис Крамер.
– Крайне важно, чтобы распорядок дня в лагере соблюдался как обычно. Дети не должны страдать.
Осмелилась вмешаться только Мэри Лу Паркер.
– Но, мисс Крамер, Билли Хэмлин…
– Билли не помогут досужие сплетни, – оборвала пожилая леди. – Надеюсь, не мне напоминать, что погиб ребенок. Это не развлечение, мисс Паркер, это трагедия. А теперь всем разойтись. Свет погаснет в одиннадцать.
Глава 5
Повсюду вода. Морская вода. Темно, хоть глаз выколи, холодно, и промокшая одежда противно липнет к телу, как водоросли. Постепенно до нее дошло. «Я в пещере». Вода поднималась медленно, но непрерывно, и каждая волна была выше предыдущей. Шурх. Шурх. Шурх. Ослепшая Тони цеплялась за стены в отчаянных поисках выхода. Но как она вообще сюда попала? Тони не помнила. Но если был вход, значит, должен быть выход. Только нужно побыстрее его найти.
Вода доходила до плеч… Ушей.
– Помогите!!!
Вопль Тони эхом отдался от стен. Никто не услышал. Не ответил.
– Пожалуйста, кто-нибудь, помогите!
– Мисс Тони, мисс Тони, все в порядке.
Тони, задыхаясь, села в постели, все еще охваченная ужасом. Безумным взглядом обвела комнату. Ночная рубашка промокла от пота.
– Кармен!
Испанка-горничная Гилетти ободряюще кивнула:
– Си, мисс Тони. Все хорошо. Это сон. Успокойтесь!
Тони бессильно опустилась на подушки, постепенно возвращаясь к реальности. Она не тонула. Она не в Кэмп-Уильямсе. Она в своей спальне, дома, в Нью-Джерси. Но Кармен ошибалась: не все в порядке. Билли Хэмлина будут судить за убийство.
Все это совершенный абсурд. Такой невыносимый, что Тони с каждым днем все больше укреплялась в мысли: обвинения будут сняты, это огромная трагическая ошибка. Она так и не смогла поговорить с Билли после ареста, но, слушая бесчисленные сплетни, ходившие в лагере, смогла составить ясное представление о том, что произошло. Очевидно, Билли сказал копам, что это он должен был следить за Николасом и остальными мальчиками, когда случилась трагедия. Он также признал, что употреблял наркотики, наверное, для того, чтобы отвести подозрения от Тони, которая уже имела два привода. Видимо, именно это он имел в виду, когда пообещал, что полиция от нее отвяжется.
Сначала Тони не чувствовала ничего, кроме облегчения и благодарности. Никто раньше не шел ради нее на такие жертвы, и уж, конечно, не парень. Все мальчишки хотели переспать с ней, но на самом деле им было на нее наплевать. Не то что Билли.
Между тем романтичный жест обернулся кошмаром. Семья Хэндемейеров, взбешенная известием о наркотиках и отчаянно желавшая обвинить кого-то в смерти сына, настояла на предъявлении обвинений. Отец Николаса был сенатором и одним из самых богатых в Мэне людей. Сенатор Хэндемейер желал, чтобы ему поднесли на блюде голову Билли Хэмлина. Он был достаточно влиятелен, чтобы надавить на окружного прокурора. Вскоре невинная ложь Билли, призванная защитить Тони, стала национальной новостью, и облегчение девушки сменилось постоянным, терзавшим душу страхом.
Родители по всей Америке скорбели вместе с Хэндемейерами. Терять ребенка – всегда трагедия. Но потерять единственного семилетнего сына в таких кошмарных обстоятельствах просто невыносимо. И это характеризует современное общество, в котором подростку-наркоману доверено присматривать за группой беззащитных детей.
Красивое лицо Билли одновременно появилось на всех новостных каналах и в каждой газете как образец человека, принадлежащего к этому эгоистичному, гедонистическому поколению. Конечно, парень не убил мальчика собственноручно. Все понимали, что суд закончится ничем, что в своей скорби сенатор Хэндемейер зашел слишком далеко. И все же людям нравилось, что поствьетнамское поколение каким-то образом должно быть призвано к ответу. За две недели до суда «Ньюсуик» поместила статью о суде с фотографией Билли, длинноволосого, с голым торсом, а рядом – снимок милого маленького Николаса в школьной форме и галстуке.
Под снимками чернел простой заголовок. Всего два слова: «Что случилось?»
Автор не спрашивал, что случилось на пляже в тот идиллический день в летнем лагере. Его волновало другое: что случилось с американской молодежью? Что произошло с порядочностью, с моральными принципами нации?
Суд над Билли был назначен на октябрь. По мере того как шли дни, нервы Тони натягивались, словно струны, грозя лопнуть. Она по-прежнему не знала, вызовут ли ее давать показания. И понятия не имела, что говорить, хотя понимала, что нужно признаться всему миру в том, что это она, а не бедный, ни в чем не повинный Билли позволил Николасу умереть. Но каждый раз, когда она поднимала трубку, чтобы позвонить в офис окружного прокурора и сказать правду, сдавали нервы. Когда дошло до дела, оказалось, что у Билли есть душевные силы и благородство, но не у Тони. Она просто не могла признаться.
А тем временем кошмары становились все более жуткими.
Она жаждала поговорить об этом хоть с кем-то, снять с себя бремя вины и тоски, откровенно рассказать обо всем, что случилось в тот несчастный день на пляже. Но с кем она могла поговорить? Подруги все – сплетницы и стервы. Чарлз Бремар Мерфи ни разу не позвонил с того дня, как она уехала из Кэмп-Уильямса. А что касается родителей… отец был слишком озабочен тем, как нежелательная известность может повлиять на его бизнес, и плевать хотел на эмоциональное состояние дочери. Он действовал быстро и решительно, дабы имя Тони не попало в газеты, используя предупредительные судебные запреты против ряда печатных органов и телеканалов, и держал Тони фактически под домашним арестом с самого ее возвращения домой. Но дальше его родительская забота не простиралась. А Сандра, мать Тони, была слишком занята шопингом и игрой в бридж с приятельницами, а также своим здоровьем, чтобы расспросить Тони о событиях, на самом деле произошедших в тот день на пляже, и о чувствах дочери.
С трудом встав с постели, Тони пошла в ванную, поплескала холодной водой на лицо, глянула на отражение в зеркале. «Ты оставила Николаса умирать, одинокого и испуганного. Ты позволила Билли Хэмлину взять вину за все, что сделала. Ты трусиха и лгунья, и когда-нибудь все об этом узнают».
Суд должен начаться через шесть дней.
Глава 6
– Как я выгляжу?
Билли Хэмлин повернулся лицом к отцу. Стоя в убогой, тесной камере, с только что подстриженными и уложенными светлыми волосами, в костюме с галстуком от «Брукс бразерс», он напоминал скорее молодого адвоката, чем обвиняемого в громком деле об убийстве.
– Хорошо выглядишь, сын, красивым, серьезным. Ты должен пройти через это.
Последние три месяца для Джеффа Хэмлина были адом на земле. Плотник из Куинса мог пережить злобные сплетни соседей о сыне. Мог смириться с потерей половины заказчиков и злобно-осуждающими взглядами прихожанок пресвитерианской церкви Святого Луки, той церкви, которую они с Билли посещали последние пятнадцать лет. Но беспомощно наблюдать, как чернят его обожаемого сына на всю страну, называют чудовищем, воплощением зла и убийцей? Это разрывало сердце Джеффа Хэмлина. Сам процесс будет фарсом: все, даже Хэндемейеры серьезно сомневались, что Билли будет признан виновным. Но оправдают парня или нет, вся Америка навсегда запомнит сына Джеффа Хэмлина как наркомана, позволившего невинному малышу утонуть.
