– Миссис Стивенс, вы всего месяц как отказались от таблеток, – напомнил он. – Нет причин подозревать что-то неладное. Но если вы решите провериться на бесплодие, я могу порекомендовать доктора Алана Макбрайда на Харли-стрит, семьдесят семь. Он лучший специалист и притом прекрасный человек.
Трейси пыталась еще полгода. Она знала все о периодах овуляции и требовала, чтобы они с Джефом занимались сексом в правильное время. Не то чтобы это было сложно – они по-прежнему часто занимались сексом. Чем счастливее чувствовал себя Джеф, тем выше взлетало его либидо. Трейси всегда наслаждалась сексом с ним.
«Я вышла замуж за самого красивого, обаятельного, умного, чудесного мужчину на свете, – напоминала она себе. – Мне следовало бы пуститься в пляс на улице».
Для нее переход к новой жизни не был таким легким, и она постоянно пребывала в дурном настроении. Отчасти из-за стресса по поводу ребенка. Вернее, его отсутствия. В глубине души Трейси скорбела по себе прежней. Она тосковала о бешеных приливах адреналина во время смелых ограблений, которые совершала вместе с Джефом, о восторге, который испытывала, когда удавалось переиграть многие блестящие, коварные, продажные умы этого мира, побив их на собственном поле. Дело было не в деньгах. Ирония заключалась в том, что Трейси никогда не была особенно меркантильна. Дело было именно в адреналине. Иногда она смотрела на спящего после секса Джефа, абсолютно довольного, и чувствовала себя несправедливо обиженной.
«Как ты можешь не скучать по этому? Что с тобой неладно? Что неладно со мной?»
К тому времени, когда Трейси задала последний из этих вопросов доктору Алану Макбрайду, она уже была в полном отчаянии.
– Подозреваю, что с вами все в порядке. Но давайте сделаем несколько анализов, хорошо? Чтобы вас успокоить.
Трейси с первого взгляда понравился доктор Мак-брайд. Красивый светловолосый шотландец с лукавой искоркой в умных светло-голубых глазах, ненамного старше ее. К тому же он не принимал себя всерьез, в отличие от многих известных докторов. Кроме того, когда речь заходила о медицинских проблемах, он не переливал из пустого в порожнее.
– Все верно, – сказал он, когда пришли результаты анализов Трейси. – Хорошая новость – вы не бесплодны. Овулируете каждый месяц, трубы в порядке, кист нет.
– А дурные новости?
– Ваши яйцеклетки немного дерьмовые.
Трейси вытаращила глаза. Такого рода терминологию она не привыкла слышать от известных докторов с Харли-стрит.
– Немного дерьмовые, – повторила она. – Понятно. Насколько дерьмовые?
– Если бы «Акадо» доставил их вам в коробочке, вы, открыв ее, возможно, отослали бы назад, – пояснил доктор Макбрайд.
– Ве-ерно, – протянула Трейси и, к собственному удивлению, разразилась смехом. – Так что теперь будет? – спросила она, немного успокоившись.
– Будете принимать это.
Доктор Макбрайд подвинул к ней упаковку таблеток.
– Кломид, – прочитала Трейси.
– Они творят волшебство. – Доктор Макбрайд лучился уверенностью. – Действуют по принципу тренировочных теннисных машин, которые выстреливают мячи: бам-бам-бам-бам.
– И к чему ведет весь этот бам?
– Это ваши яичники, выстреливающие яйцеклетки.
– Дерьмовые яйцеклетки.
– Они дерьмовые, но не все. Попробуйте. Никаких побочных эффектов, и это утроит ваши шансы забеременеть.
– О’кей. – Трейси кивнула, ощутив нечто вроде надежды впервые за этот год.
– Если через три месяца не забеременеете, придется принимать решительные меры в виде экстракорпорального оплодотворения. Здорово звучит?
Разговор произошел три месяца назад. Трейси только что закончила последний курс кломида. Если сегодняшний тест окажется отрицательным, она прибегнет к жестокому, безжалостному процессу экстракорпорального оплодотворения. Она знала, что миллионы женщин подвергаются этой процедуре, и твердила себе, что тут нет ничего особенного. Но для себя она считала ЭКО провалом.
«Я бесполезная, никчемная жена. Дефектный экземпляр. Испорченный товар. Джефу следует вернуть меня или обменять на рабочую модель. С нормальными, а не дерьмовыми яйцеклетками», – думала она.
Она взглянула на часы. Осталась минута. Шестьдесят секунд.
Она закрыла глаза и сразу вспомнила, как носила ребенка Чарлза Стенхоупа. Родители Чарлза, богатые филадельфийские снобы, были в бешенстве, когда Трейси забеременела, но Чарлз заверил, что хочет и ее, и ребенка. Потом Трейси отправили в тюрьму, обвинив в преступлении, которого она не совершала, и Чарлз отказался от нее. Она до сих пор слышала его голос, словно это было вчера: «Выходит, я не знал тебя по-настоящему. Поступай так, как считаешь лучше для твоего ребенка».
Жестоко избитая сокамерницами, Трейси потеряла ребенка. Она не сказала об этом доктору Макбрайду. Возможно, следовало? Возможно, в этом и есть причина?
Тридцать секунд.
Трейси открыла глаза. Девять секунд. Восемь. Семь… три, две, одна.
Она с колотящимся сердцем схватила полоску и перевернула.
Джеф Стивенс подкинул монету на ладони и ощутил дрожь возбуждения при мысли о руках, державших ее раньше.
Это история. Живая история. И он к ней прикасается.
Поразительно, какой новой выглядела эта штука, словно была изготовлена только вчера. На самом деле маленький серебряный диск был отчеканен в древнем английском королевстве Мерсии примерно в 760 году. На нем можно было разобрать имя и профиль королевы Синетрит, жены легендарного короля Оффы, часто считавшегося первым истинным королем всей Англии. Джефу Стивенсу нравилось звучание этого имени. У парня явно было эго больше, чем его королевство, да и либидо под стать. Он велел отчеканить монету в стиле поздних римских императоров, которые часто выпускали деньги с именами жен. На одной стороне диска было имя сделавшего его мастера. На другой – надпись CENETRETH REGINA с идеальным «М» в центре, означавшим «Мерсия».
Монета была свидетельством. «Если она достаточно хороша для римских императоров, значит, хороша и для меня». Неплохо для саксонского вождя – бандита, который пробился наверх с руками по локоть в крови.
Джефу нравилось работать в Британском музее. Люди часто говорили о работе своей мечты, но для Джефа это было действительно исполнением мечты, которой он грезил с малых лет.
Мать Джефа погибла в автокатастрофе, когда ему было четырнадцать. Через два месяца его отец, занимавшийся продажей алюминиевого сайдинга, женился на девятнадцатилетней официантке, разносившей коктейли. Джеф сбежал из дому и направился в Симаррон, штат Канзас, где его дядя Уилли управлял ярмаркой с аттракционами. С того дня Уилли стал ему отцом, а ярмарка – школой. Именно там Джеф учился понимать природу человека. Узнал о жадности. О том, как могут быть слепы и глупы даже самые умные люди. О том, как можно одурачить самых богатых, самых подлых в мире негодяев. Один из работников ярмарки научил Джефа ценить антиквариат и уважать прошлое. Этот человек, как и Ник Тренчард, был профессором археологии до того, как его выкинули из университета, где он преподавал, за воровство и продажу ценных экспонатов.
