Это могло означать только одно: Анри Дюваль поручит ему расследование другого дела.
Жану не за что было осуждать босса. Анри и так дал ему больше свободы, чем любому другому детективу, из уважения к их дружбе. Но над Анри стояли свои начальники, да и бюджет постоянно урезали. Дело Библейского Убийцы так и не сдвинулось с места. Расследование Жана оказалось дорого обошедшимся провалом.
Налив себе большой стакан виски, Жан набрал номер Трейси.
– Есть прогресс?
– Не совсем.
Трейси рассказала ему о разговоре с шахматным игроком и попытке разгадать название места с шестью холмами, а также о римских развалинах. Жан сам не знал, почему ее слова заставили его насторожиться. Возможно, тот факт, что она казалась такой спокойной. Стивенс, человек, за которого она вышла замуж и, очевидно, которого все еще любила, по всей вероятности, находился в лапах известного убийцы. И все же Трейси рассуждала о тупиках и ложных следах так, словно они играли в игру.
– Чего вы недоговариваете? – без обиняков спросил он.
– Ничего. Почему вы так недоверчивы?
– Я детектив. А вы мошенница.
– В прошлом, – напомнила Трейси.
– Не совсем, – парировал Жан. – Вы знаете, где они, верно?
– Понятия не имею.
– Почему не хотите сказать? Хотите поехать одна? Потому что он просил вас об этом? Надеюсь, вы понимаете, что ни о чем подобном не может быть и речи?
– Я не знаю, где они. Ясно? Не знаю, и это чистая правда.
– Но предполагаете?
Ее мгновенное колебание это подтвердило.
Голос Жана стал настойчивым. Встревоженным.
– Ради всего святого, Трейси, не ездите туда одна. Это безумие. Если хоть что-то знаете, скажите мне. Купер убьет вас, что бы он ни пообещал в письме. Убьет обоих не моргнув глазом.
– Не думаю, что Купер меня убьет, – возразила Трейси. В трубке смутно слышался голос Ника. – Мне нужно ехать.
– Трейси!
– Если найду что-то конкретное, скажу вам. Обещаю.
– Трейси! Послушайте меня!
Трейси повесила трубку. Второй раз за неделю.
– Будь все проклято! – воскликнул Жан. Трейси Уитни – самая несносная женщина из всех, кого он знает.
Если с ней что-то случится, он никогда себе не простит.
Глава 25
Блейк Картер наблюдал, как Трейси и Николас скачут по холму ему навстречу. Волосы Трейси немного отросли и почти достигали плеч. Сейчас они развевались по ветру за ее спиной, как хвост воздушного змея, пока она галопировала, стараясь обогнать своего мальчика. Она казалась одним целым с лошадью, настолько слаженно двигалась ее стройная фигура с ритмом и движениями животного. Трейси была прирожденной всадницей. Такому искусству нельзя научить. Так же, как невозможно подделать природную красоту, сиявшую, как солнечный свет.
«Я люблю ее так давно, что теперь почти не замечаю всего этого. Не хочу, чтобы она уезжала».
Вчера Трейси ни с того ни с сего заявила, что летит в Европу на неделю. Якобы ей пришло в голову записаться на какие-то шикарные кулинарные курсы в Италии. Но Блейк Картер не был глуп. Он чувствовал, что дело нечисто и касается вовсе не буйабеса.
Ник тоже расстроился.
– Я выиграл, – пропыхтел он, останавливая пони под дубом, где ждал Блейк, и торжествующе улыбаясь матери. – Это означает, что я могу требовать штраф. И я говорю, что ты не поедешь в Италию.
– Прости, – рассмеялась Трейси. Она тоже тяжело дышала. Быстрая скачка на июньском солнце утомила обоих. – Так не пойдет! Кроме того, меня не будет всего неделю.
Трейси улыбнулась Блейку, но тот ответил суровым взглядом.
– В Денвере тоже есть кулинарные курсы, – возразил Ник. – Почему ты не можешь записаться на них?
– Совершенно верно, – мрачно пробормотал Блейк.
– Могу, – согласилась Трейси. – Но Денвер вряд ли можно считать кулинарной столицей мира. Кроме того, я хочу в Италию. Какой шум из-за небольшого отпуска! Вы двое вполне способны неделю позаботиться о себе.
Ник поскакал к нижним полям, где Блейк установил для него препятствия, через которые можно прыгать. Оставшись наедине с Блейком, Трейси стала неловко переминаться под неодобрительным взглядом.
– Почему вы так смотрите на меня?
– Потому что я не дурак. Не знаю, какую игру вы ведете, Трейси, но эта поездка опасна.
Трейси открыла рот, чтобы ответить, но Блейк рассерженно отмахнулся:
– Не смейте повторять эту чушь насчет кулинарных курсов! Не смейте!
Трейси так и уставилась на него с открытым ртом. Она впервые слышала, как Блейк повысил голос, тем более на нее.
И, как ни странно, глаза ее наполнились слезами.
– Вы долго лгали мне, – продолжал Блейк. – О том, кто вы. О своем прошлом. И я ничего не говорил, потому что на самом деле мне все равно, кто вы. Мне важно то, что вы есть. Я люблю вас и Ника. И не хочу, чтобы вы уезжали.
Трейси перегнулась в седле и коснулась его руки, такой же твердой и неподатливой, как древесная ветка.
«Как тот, кому она принадлежит. Я провела свою жизнь, прогибаясь, подлаживаясь, идя на компромисс. Но Блейк живет в мире черного и белого, правильного и неправильного. Для него ничего не меняется».
– Мне нужно, – тихо сказала она. – Однажды один человек спас мне жизнь. Тот, кого я страстно любила. Теперь у меня появился шанс спасти жизнь ему. Больше я ничего не могу сказать. Хотела бы, но не могу.
– В этом замешан тот канадец, Риццо? – Блейк выплюнул имя, как случайно откушенный кусок гнилого фрукта.
– Нет. Жан ничего об этом не знает, – сказала Трейси полуправду.
– Что, если с вами что-то случится? – Теперь уже Блейк сдерживал слезы. – Неужели человек, ради которого вы летите на другой конец света, для вас важнее Николаса?
– Конечно, нет. Нет никого важнее Ника.
– Тогда останьтесь. Потому что, если с вами что-то случится, у этого мальчика никого не останется.
– Вздор! У него есть вы! – свирепо прошипела Трейси, поворачивая кобылу в сторону ранчо. – И со мной ничего не случится. Я вернусь через неделю, как обещала. А если вы не будете так ужасно себя вести со мной, смогу даже угостить вас пирогом. Как только научусь их печь.
Сейчас бы Блейку улыбнуться, чтобы ослабить напряжение, но он просто не мог заставить себя сделать это. И с каменным лицом наблюдал, как Трейси снова скачет по холму и скрывается из виду.
Дэниел Купер прижал руки к вискам. Жуткая боль грызла голову.
Всему виной были вопли Джефа Стивенса.
«Дорога к праведности вымощена страданием, – напомнил он себе, прибавляя напряжение в электрическом устройстве, подающем удары тока на запястья и щиколотки Стивенса. – Думай о Господе нашем в Гефсимане. Он чувствовал себя покинутым».
