Но потом она исчезла, никого не предупредив. Этот день доктор Драгова никогда не забудет. По многим причинам.
Часов в семь утра прибыла еще одна группа американцев, представители ФБР, и происходящее на ресепшн больницы быстро превратилось в фарс.
Крайне грубый агент по имени Милтон Бак ворвался в вестибюль так, словно владел этим местом. И громко и настойчиво потребовал возможности допросить Дэниела Купера.
– У нас международный ордер на арест, – шипел агент Бак. – Этот человек разыскивается в связи с рядом краж драгоценностей и предметов искусства на миллионы долларов. И я поговорю с ним!
Сорвав злость на хирургической команде Купера, наотрез отказавшейся пустить его к пациенту, Бак, кроме этого, излил свой гнев на Жана Риццо.
Если не считать короткой поездки в отель, чтобы принять душ и переодеться, Риццо почти не уходил из больницы с той ночи, когда привезли Стивенса. Он приехал, чтобы официально предъявить обвинение Куперу, следить за состоянием Джефа и заглядывать к Трейси, которую старался не выпускать из виду.
– Вы говорили с Купером! – обвиняюще выпалил Милтон, злобно взирая на Жана.
– Да, вчера вечером. Он ненадолго пришел в сознание и был достаточно откровенен относительно библейских убийств, – улыбнулся Жан. – Правда, это было до второго удара.
– Почему мне не сообщили? Я услышал об аресте Купера в новостях проклятого болгарского радио. Мое расследование…
– Никому не нужно, – докончил Риццо. – По сравнению с тем, что происходит здесь. По сравнению с тринадцатью потерянными жизнями. Кроме того, у вас есть Элизабет Кеннеди. Не так ли?
– Элизабет брала только половину денег. Вторая половина была у Купера. Если мы не вернем украденное…
– И что? Не получите повышения? – Жан покровительственно похлопал Бака по плечу. – Сожалею, старина!
– Дело не закрыто! – взбесился Бак. – Если Дэниел Купер не поможет мне найти пропавшего Писарро из частного дома Макменеми или драгоценности, украденные в чикагском магазине Нила Лейна, значит, все пробелы заполнит ваша маленькая подружка Трейси Уитни.
Риццо зловеще прищурился:
– Оставьте Трейси в покое. Она ничего не знает.
– Она знает ход мыслей этой швали.
– Вы заключили сделку, когда Трейси преподнесла вам Элизабет Кеннеди на блюдечке. У нее был иммунитет. Помните?
– Боюсь, ключевое слово здесь «был». Не думаете же вы, что правительство страны готово помахать ручкой краденым вещам на сотни миллионов долларов только ради доброго отзыва разыскиваемой мошенницы?
Жан негодующе уставился на Бака, но ничего не ответил.
– Кстати, о Трейси. Где она? – улыбнулся Бак. – Возможно, вы согласитесь пойти и сказать вашей маленькой подружке, что я хотел бы поговорить с ней? Пока только поговорить. Это не слишком большое беспокойство?
– Она уехала.
Улыбка на губах Бака мгновенно умерла.
– То есть как это – «уехала»?
– Покинула больницу вчера вечером и выключила телефон. С тех пор я о ней ничего не слышал. Утром поехал в ее отель, но мне сказали, что она съехала.
– Я вам не верю. Даже вы не можете быть настолько некомпетентны, чтобы позволить главной ценности вроде Уитни проскользнуть между пальцами.
Жан пожал плечами.
– Плевать мне на то, кому вы верите, а кому нет, агент Бак. И запомните, Трейси – не ценность. Она мой друг. Если бы не она, Стивенс уже был бы мертв, а Купер по-прежнему расхаживал на свободе и продолжал убивать женщин. Позвоните в отель «Британия», если не верите.
– Я знаю, где она остановилась, кретин! Я уже несколько месяцев веду за ней наблюдение.
– Жаль, что вы не арестовали ее раньше, верно? – бросил Жан и отошел, предоставив агенту ФБР плеваться ядом.
Через несколько минут Жан постучал в дверь палаты Джефа Стивенса и, не получив ответа, вошел.
Стивенса накололи транквилизаторами, поэтому он спал как младенец. По утверждениям докторов, пациент был вне опасности и они ожидали полного выздоровления. Но пока что пациент приходил в сознание не больше чем на несколько секунд.
Трейси спала, сидя на стуле рядом с кроватью Джефа, и выглядела такой спокойной, что Жану не хотелось ее будить, но пришлось… к сожалению.
Он осторожно тряхнул ее за плечо и рассказал о ссоре с агентом Баком.
– Вам нужно уехать. Как можно скорее. Чтобы сегодня вас в Болгарии не было.
Трейси растерянно посмотрела на него:
– А Джеф? Он еще не очнулся по-настоящему. Даже не знает, что я здесь.
– Я скажу ему, – пообещал Жан. – Когда он придет в себя. Скажу все.
Трейси задумалась. Ей нужно было так много сказать Джефу. Так много… хотя она понятия не имела, с чего начать.
– Если я напишу записку, передадите ему? – спросила она.
– Конечно. Но вам нужно спешить. Бак не шутит. Если найдет вас здесь, арестует.
Трейси кивнула. Она уже начала писать.
– Куда вы поедете?
Трейси удивленно уставилась на него:
– Домой, конечно. К Николасу.
– Но вы не можете там оставаться! – встревоженно сказал Жан. – Бак вас найдет и заставит работать на него. Вам нужно будет забрать сына и уехать. Начать где-нибудь заново. Подальше от Америки.
Трейси покачала головой:
– Я не могу так поступить. Колорадо – дом Ника. Я не могу растить сына, находясь в бегах.
– Но, Трейси…
Она улыбнулась и поцеловала Жана в щеку:
– Рискну. Знаете, вы слишком много тревожитесь.
Три часа спустя Трейси уже сидела в самолете.
Три дня спустя Джеф очнулся и прочитал письмо Трейси.
Три месяца спустя Джеф молча наблюдал, как доктор Елена Драгова подписывает документы на выписку.
– Мы будем скучать, – сказала она.
– Я тоже. Особенно по сестре Кате. Передадите ей, что я ее люблю?
Хирург рассмеялась:
– Вы неисправимы. Куда вы поедете? Надеюсь, есть кто-то, кто готов о вас заботиться? Или, по крайней мере, терпеть?
– Поживу у друга. Оказалось, у нас есть незаконченное дельце.
Глава 30
– Нам нужно поговорить, Трейси.
Джеф осторожно взял из рук Трейси разделочную доску и отложил в сторону.
– Мне нечего сказать, – вздохнула она.
– О, конечно, есть. Нам обоим есть что сказать, но мы были слишком напуганы, только и всего.
Он был прав. Джеф прожил на ранчо уже пять дней. Пять невероятных, драгоценных, волшебных дней. Трейси представила его Нику как старого друга по колледжу. И пообещала дорогому, терпеливому Блейку, что все объяснит позже. Как это чудесно – быть рядом с Джефом, но еще чудеснее наблюдать, как хорошо он ладит с Ником. Ник восхищался и уважал Блейка Картера. Более того, любил. Но он обладал чувством юмора, унаследованным от Джефа, не говоря уже об очевидно мятежной жилке. Оба немедленно подружились и хихикали над совершенно не подходящими для детей мультиками вроде «Гриффинов», как парочка озорных ребятишек.
