Проблема в том, что иметь «дядю Джефа» в качестве гостя было почти слишком легко. Им было так хорошо и уютно, что ни Трейси, ни Джеф не смели открыто говорить о прошлом и тем более о чувствах. Или, хуже того, – о будущем. Вместо этого они погрузились в радость настоящего. Никто не находил в себе сил решиться разорвать чары.
Джеф проследил за взглядом Трейси. За окном Ник прыгнул на спину Блейка, пытаясь сбить с него ковбойскую шляпу. Темные волосы мальчика разлетались на ветру, глаза превратились в узкие щелочки, потому что рот был до ушей растянут в улыбке.
– Он мой, верно? – тихо спросил Джеф.
Трейси кивнула.
– Конечно, твой. У меня никого больше не было.
– А Блейк?
Она лишь покачала головой.
– Он любит тебя, Трейси.
– Я тоже его люблю. Но, к сожалению, недостаточно.
Джеф сжал ее лицо ладонями, вынудив взглянуть на себя.
– Трейси, я люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить. Неужели мы не можем снова попытаться?
– Пожалуйста, Джеф, не надо, – попросила она со слезами.
– Но почему? Я знаю, ты все еще меня любишь.
– Разумеется, люблю.
– Так почему…
– Ты знаешь почему, – пробормотала Трейси, вырываясь. – Потому что одной любви недостаточно. Взгляни на него. – Она показала на Николаса. – Взгляни, как он счастлив. Как уверен в себе и будущем. Я это сделала. Я сумела. Построила для него жизнь. Здесь, Джеф. Жизнь для нас обоих. Вдали от всего безумия, всего хаоса.
– Да. Построила. И это поразительно. Но какой ценой, Трейси?
Джеф протянул руку и погладил ее по щеке. Трейси закрыла глаза, вдыхая запах его кожи и переживая одновременно муку и экстаз.
– Как насчет тебя? Кто ты? Чего хочешь? – продолжал Джеф. – Ради всего святого, ты не можешь быть домашней хозяйкой. Ты пыталась, когда жила со мной, и ненавидела каждую минуту такого существования. Умирала от тоски. Медленной смертью. Разве ты не умираешь понемногу каждый день, живя здесь?
– Иногда, – ответила Трейси, к собственному удивлению. – В глубине души я тоскую по старой жизни. Но Николас для меня на первом месте. Он самое хорошее, что у меня было и есть, Джеф. Единственное, что я не провалила окончательно. Что не имею права провалить. Моя мать пожертвовала всем для меня. Она была прекрасной женщиной.
– Должно быть, ведь она родила идеальную дочь, – кивнул Джеф.
– О нет, – рассмеялась Трейси. – Далеко не идеальную.
– Идеальную, – повторил Джеф и, притянув Трейси к себе, поцеловал, медленно и с бесконечной нежностью. Поцелуй, который они будут помнить до конца жизни. И так не хотелось, чтобы он заканчивался. – Что, если я скажу, что отдам все ради тебя? – взмолился Джеф, когда Трейси наконец отстранилась. – Ради нас? Что, если поклянусь оставить в прошлом прежнюю жизнь? Навсегда. Я сделал это однажды, могу сделать снова.
Трейси печально покачала головой:
– Возможно, и сумеешь. Но тогда часть твоей души умрет. А я не хочу быть ответственной за это, Джеф. Не стану причиной.
– Но, Трейси, дорогая, ты и есть причина.
Трейси прижала палец к его губам.
– Я люблю тебя, Джеф. И всегда буду любить. Но у нас был шанс на счастье. Очень давно. Теперь наш сын тоже имеет право на такой шанс. Шанс на нормальную, счастливую жизнь. Не отнимай у него этот шанс.
Джеф молчал. Права ли она? Неужели их время попросту прошло? Он не знал. Знал только, что ему бесконечно грустно и жалко. Наконец он спросил Трейси:
– Ты скажешь ему правду? Обо мне?
Трейси глубоко вздохнула:
– Нет. Я не могу помешать тебе рассказать все. Если считаешь это необходимым. Но Блейк был ему прекрасным отцом с того дня, как он родился.
– Я вижу, – кивнул Джеф.
– Не хочу, чтобы он это потерял.
– Верно. Я тоже не хочу. – Джеф с трудом сглотнул.
В этот момент задняя дверь открылась и в комнату влетел Ник.
– Очень есть хочется! Что на обед? О, привет, дядя Джеф! Хотите поиграть со мной в «Сьюпер смэш брос» после ленча? Блейк ненавидит компьютерные игры.
– Еще бы, – проворчал Блейк, вешая потрепанную шляпу. – От них мозги гниют.
– А ма считает, что они бесполезны.
– Эй! – запротестовала Трейси, выдавив улыбку. – Мне это не нравится.
– Я не против побить тебя в «Смэш брос» после ленча. Только потом не плачь, – заявил Джеф.
– Ха! – фыркнул Николас. – Еще посмотрим, кто заплачет.
– Но это будет наша последняя игра, парень. Утром я уезжаю.
Трейси, Блейк и Николас застыли. Николас, похоже, был готов заплакать.
– Уезжаете? Почему? Я думал, вы останетесь по крайней мере до Хеллоуина.
– Внезапные дела, – пояснил Джеф так небрежно, как только мог. – Боюсь, ничего не поделаешь.
– Что за дела?
– Работа. Я здорово провел время, но все каникулы когда-нибудь заканчиваются.
– Хм… – Подобная логика, очевидно, не произвела большого впечатления на Николаса. – А где вы работаете, дядя Джеф? Что делаете?
– Э… – Джеф растерянно взглянул на Трейси. – Я, видишь ли…
– Дядя Джеф работает в антикварном бизнесе, – сказала Трейси, не задумываясь. – А теперь пойди умойся перед обедом.
Наутро Трейси проснулась задолго до рассвета. Всю ночь ей снились кошмары: она тонула, уходила на дно, судорожно пытаясь втянуть в себя воздух, но огромные волны разбивались над головой. А мощное течение тянуло все сильнее в темные ледяные глубины. Она слышала крик Джефа: «Трейси! Я здесь! Я здесь! Хватайся за руку!» Но когда она потянулась к нему, он исчез.
Она сварила кофе и села на кухне одна, ожидая восхода солнца. Когда-то она чувствовала здесь такой покой, такое умиротворение. В этой кухне, в этом доме, в этом маленьком горном городке. Только она, ее сын и Блейк. Она похоронила прошлое. Не только Джефа Стивенса, но и себя тоже, личность, какой когда-то была. Похоронила, оплакала все это и пошла дальше. По крайней мере, именно это она твердила себе все годы: «Какой дурой я была!»
Теперь Трейси знала, что прошлое нельзя хоронить. Оно – часть ее, так же как кожа, глаза, сердце. Джеф – тоже часть ее. И не только благодаря Нику.
Испытает ли она когда-нибудь умиротворение? Или ей больше никогда не жить полной жизнью? Выбирать одну свою ипостась и вечно жертвовать остальными?
Джеф уехал после завтрака. Спустился вниз с вещами, улыбающийся, делающий вид, что ему очень весело, ради Николаса, конечно. Долгих прощаний не было. Они с Трейси решили это вчера вечером. Вместо этого они поцеловались и обнялись, как старые друзья, какими и были.
