– В детстве мне никогда не давали столько кукол, чтобы я могла вволю наиграться, – сказала она. – Вероятно, я слишком быстро их ломала, а оловянных кукол не было; с мисками было проще: мне стали давать оловянные, когда я перебила фарфоровые.
– Неужели ты была такой нехорошей девочкой? – улыбнулась Кейти.
– О, крайне испорченной! Теперь трудно этому поверить, правда? Я помню некоторые возмутительные случаи из моей школьной жизни. Однажды мне закрыли лицо моим передничком и закололи его на затылке, так как я корчила рожи другим ученицам и смешила весь класс. Но я быстро прокусила окошко в переднике и высовывала оттуда язык, пока все не стали хохотать пуще прежнего. Обычно учительница отправляла меня домой с приколотой к переднику запиской, в которой было что-нибудь вроде этого: «Маленькая Резвушка доставила сегодня больше хлопот, чем обычно. Она ущипнула каждую из младших и сбила набок шляпку каждой из старших. Мы надеемся на скорое исправление, а иначе не знаем, что нам делать».
– Почему тебя называли Маленькой Резвушкой? – спросила Кейти, отсмеявшись над воспоминаниями Розы.
– Я полагаю, что это было ласковое прозвище, но почему-то моих родных оно никогда не радовало, как должно было бы радовать. Не могу понять, – продолжила она задумчиво, – почему у меня не хватало ума скрыть от домашних эти ужасные записки. Было так просто потерять их по дороге домой, но почему-то со мной этого никогда не случалось. Маленькая Роза будет благоразумнее, правда, мой ангел? Она будет рвать эти отвратительные записки – мамочка покажет ей, как это делается!
Все время, пока Кейти умывалась и чистила платье от дорожной пыли, Роза сидела рядом с малюткой на коленях, чтобы подруга не скучала. А когда Кейти была наконец готова, забавная маленькая мама подхватила ребенка под мышку и повела гостью в большую квадратную гостиную с эркером, залитую лучами склоняющегося к западу солнца. Комната производила приятное впечатление; в ней было, как объявила Кейти, что-то «очень напоминающее саму Розу». Никто другой не повесил бы так картины, не подвязал лентами раздвинутые шторы и не догадался заполнить пространство между прутьями каминной решетки светло-коричневыми, золотистыми и оранжевыми бархатцами, чтобы изобразить огонь – от настоящего огня было бы слишком жарко в такой теплый вечер. Моррисовские обои
[21]
и мебельный ситец «художественных» оттенков в тот период еще не вошли в моду, но вкусы Розы обгоняли время, и, в предзнаменование грядущего стиля ретро, она выбрала желтовато-зеленоватые обои для стен, на которых висели различные предметы, выглядевшие тогда куда более странно, чем выглядели бы они теперь. Там была мандолина, купленная на какой-то распродаже, блестящая металлическая грелка с чердака миссис Реддинг, две старинные, немного полинявшие вышивки шелком и множество ярко раскрашенных японских вееров и ковриков. У старой тетушки с Беверли-Фармз Роза выпросила пару необычных маленьких деревянных кресел, выкрашенных белой краской и в старинных вышитых чехлах. На мягкой спинке одного из них было вышито «Chit», на другом – «Chat»
[22]
. Они стояли с двух сторон от камина, наводя на мысль о дружеской беседе.
– Ну, Кейти, – сказала Роза, усаживаясь в «Chit», – придвинь «Chat», и начнем.
И они начали и продолжали, прерываемые лишь лепетом малышки Розы, пока не наступили сумерки, а из задней части дома не донеслись аппетитные запахи и щелчок замка не объявил о прибытии мистера Брауна, который вернулся домой как раз к обеду.
Два дня визита пролетели, к сожалению, чрезвычайно быстро. Нет ничего более занимательного и привлекательного для девушки, чем ménage
[23]
молодых супругов ее возраста. Это что-то вроде игры в настоящую жизнь – но без тех забот и того чувства ответственности, которые непременно приносит настоящая жизнь. Роза была любительницей приключений, положение домохозяйки было все еще новым для нее, и она находила его очень интересным и с удовольствием проводила всевозможные эксперименты. Если они оказывались удачными, это было отличное развлечение, если нет – еще забавнее! Ее муж, при всех своих солидных манерах, сохранял чисто мальчишескую любовь к шалостям. Он подбивал Розу на разнообразные проделки и помогал в их осуществлении. Они держали собачку – милее которой была лишь малютка – и кошечку – милее которой была лишь собачка, и попугая, чье воспитание требовало постоянного внимания, и пару голубков в клетке, меланхолическое «уханье» и воркование которых приводило Розу в восторг. Весь дом, казалось, кипел юной жизнью. Единственным немолодым существом в нем была кухарка, известная своим тяжелым характером, – да только, вот беда, Роза так часто смешила ее, что совсем не оставалось времени сердиться.
Среди всего этого движения, оживления, веселья Кейти чувствовала себя умудренной опытом особой в годах. Ей казалось, что, вероятно, никто на свете не проводит время в своем доме так весело, как Роза, но Роза не разделяла такого взгляда на свое положение.
– Сейчас, пока стоит теплая погода, все замечательно, – сказала она, – но зимой Лонгвуд просто отвратителен. Ветер не стихает ни днем ни ночью. Он завывает, он ревет, он стонет – пока я не начинаю чувствовать себя так, словно все нервы в моем теле вот-вот не выдержат и разорвутся. И снег, брр! И ветер, брр! И воры! Что ни ночь, они приходят – или я думаю, что они приходят, – и я лежу без сна и слышу. как они точат свои инструменты, взламывают замки, убивают кухарку и крадут малютку – и так, пока мне не захочется умереть и навсегда покончить с этим! О, Природа – вещь крайне неприятная!
– Воры не Природа, – возразила Кейти.
– А что же они тогда? Искусство? Высокое искусство? Ну, чем бы они ни были, я их не люблю. Ах, если когда-нибудь придет счастливый день и Денистон согласится переехать в город, в жизни даже не взгляну больше на деревню! Разве что… ну да, я хотела бы приехать потом сюда еще один раз и пнуть этот вяз у забора! Сколько ночей я лежала без сна, слушая его скрип!
– Ты можешь пнуть его, не ожидая, когда у тебя появится дом в городе.
– Я не осмелюсь, пока мы живем здесь! Никогда не знаешь, что может выкинуть Природа. Она всегда настоит на своем, даже когда это касается людей, – внушительным тоном заметила Роза.
По мнению Розы, следовало, не теряя времени, показать Кейти Бостон. Поэтому на другой день после приезда гостью с утра пораньше повезли осматривать достопримечательности – в те времена Бостон был не так богат ими, как теперь: Музей изящных искусств
[24]
был едва лишь заложен, новую церковь св. Троицы
[25]
еще только предстояло возвести, но бронзовая статуя Бетховена и большой орган были в расцвете своей славы, и ежедневно, ровно в полдень, кое-какая публика забредала в Концертный зал послушать замечательный инструмент. Кейти побывала на таком импровизированном концерте, а также в Фанейль-холле, Атенеуме, и на кладбище Грэнери, и в церкви Олд-Саут
[26]
. Затем девушки посетили несколько магазинов и наконец почувствовали себя достаточно уставшими и проголодавшимися, чтобы найти привлекательной мысль о втором завтраке. По одной из дорожек они пересекли Коммон и оказались на Джой-стрит.
