Быть может, он сдался?
В сердце вновь затеплилась надежда. Адельхайд дергала кожаные ремни. Холод и жажда сводили ее с ума. Но мужчина или зверь пока не возвращались, и до тех пор она была в относительной безопасности. Все это время Адельхайд судорожно соображала. Искала возможности для побега и думала, почему этот безумец запер ее здесь и как ей воспользоваться вновь обретенным знанием.
С некоторых пор Адельхайд была уверена, что знает этого человека.
Когда она увидела его без капюшона, что-то всколыхнулось у нее в памяти, но зацепиться за образ никак не получалось. Прошло немало времени, прежде чем она вспомнила. Но теперь сомнений быть не могло. Те же самые жесты, те же глаза и черты лица. Адельхайд знала, кто он.
И он, скорее всего, об этом догадывался.
Уже по этой причине он не мог оставить ее в живых.
Почему? Для чего ты устроил все это? Почему ты плакал? Что мне сделать, чтобы ты не убивал меня?
Женщина ломала себе голову, но ответа так и не нашла. Мольбами или слезами она вряд ли его убедит. Другие уже пытались, и тщетно. Адельхайд слышала их вопли, которые переходили в хрип, постепенно стихали и потом обрывались. Но если удастся выяснить, что им движет, тогда у нее появится хоть какой-то шанс разжалобить его.
Почему? Для чего все это?
Она вздрогнула, заслышав какой-то шум. Это был шорох и фырканье, которые всегда предшествовали рытью и царапанью.
Зверь вернулся.
Он побродил рядом, принюхался, почесался и зарычал. После чего вновь наступила тишина.
Адельхайд напряженно прислушивалась. Станет ли он снова рыть? Но по-прежнему все было тихо. Похоже, что зверь опять ушел.
Только вот надолго ли?
– Убирайся! – прошептала Адельхайд. – Возвращайся обратно в ад, откуда явился! Пожалуйста! Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою…
В страхе дожидаясь возвращения зверя, женщина повторяла с детства заученные молитвы, одну за другой. Они давали ей силы и душевный покой.
– …молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей…
Но, сколько она ни молилась, Пресвятая Дева не спешила на помощь.
* * *
– Понятия не имею, куда они запропастились, – пробормотал Симон. Он, словно волк взаперти, мерил шагами кабинет Иеронима Хаузера. – Давно уже за полдень перевалило!
– Успокойся ты наконец, – ответил Куизль. – Бартоломей, конечно, тот еще пройдоха, но рядом с ним твоя жена в полной безопасности. В такой туман нужно время, чтобы как следует прочесать целый город.
– Вы правы. И все равно я волнуюсь.
Симон тяжело вздохнул и, заложив руки за спину, продолжил вышагивать по заставленной сундуками и стеллажами комнате. Он, Якоб, Георг и старый Иеремия уже два с лишним часа дожидались Магдалену и Бартоломея. Они договорились встретиться в доме Хаузера еще и потому, что Фронвизер надеялся найти среди бумаг Иеронима что-нибудь связанное с его исчезновением. Но поиски успехом пока не увенчались. И, глядя на беспорядок, царивший вокруг, Симон уже и не рассчитывал что-либо отыскать.
По всему кабинету были разбросаны пергаментные свитки, тетради и потрепанные книги. На кафедре в углу высилась целая башня из актов. Бегло просматривая документы, цирюльник едва не опрокинул чернильницу, небрежно оставленную на полу.
Катарина сама проводила их в этот кабинет под крышей. Она немного успокоилась и теперь пекла с Петером и Паулем лепешки на кухне. Тем временем Алоизий выхаживал в доме Бартоломея израненного Матео. Бартоломей строго наказал своему помощнику хранить молчание. Для неразговорчивого батрака это не составило большого труда.
– Сейчас меня куда больше беспокоит Хаузер, – сказал Куизль через некоторое время.
Палач вынул трубку и пошарил по карманам в поисках табака, но ничего не нашел. Тогда он задумчиво пожевал мундштук и продолжил:
– После Себастьяна Харзее Иероним последний, кого недоставало нашему оборотню. Все указывает на то, что и он угодил в его лапы.
Симон с Якобом уже рассказали друг другу, что им удалось выяснить за это время. Куизль с Иеремией незамеченными вернулись в собор незадолго до окончания службы. Протокол процесса над Хааном они взяли с собой. Теперь он лежал, раскрытый, на запачканном чернилами столе посреди кабинета. Якоб постучал узловатым пальцем по записи, где были перечислены члены комиссии.
– Все в точности, как я сказал, – проговорил он не очень разборчиво, не вынимая трубки изо рта. – Все жертвы так или иначе участвовали в процессе против Хаана. А если члены комиссии были уже мертвы, убийца отыгрывался на родственниках. По-моему, кто-то решил отомстить им. И довольно жестоким образом.
– Ты прав. Если вспомнить, что мы сотворили тогда с бедным канцлером, то во всех этих пытках над жертвами нет ничего удивительного, – бросил Иеремия. Он взял кувшин и уже в который раз налил себе горячего вина с пряностями; обезображенный нос его стал красным. – По сути, убийца применяет только те пытки, которые были в ходу в то время. – Он нахмурился: – Не считая, конечно, этого бешенства. Это просто ужасно. Даже мы тогда не дошли до такого.
– С другой стороны, это вполне логично, – ответил Симон. – Чтобы сын главного из заговорщиков сам превратился в некое подобие колдуна – более изощренной мести не придумать. Никакая пытка с этим не сравнится.
Симон украдкой поглядывал на Иеремию, такого дружелюбного и безобидного. Впечатлительному цирюльнику трудно было находиться в одной комнате с человеком, который казнил в свое время сотни людей, не говоря уже об убийстве юной проститутки. Но были и такие моменты, когда Фронвизер испытывал к старому калеке едва ли не жалость.
– Я хорошо помню юного Харзее, – сказал Иеремия, с наслаждением глотнув пряного вина. – Себастьян был тогда студентом, усердно изучал теологию и постоянно носил за отцом документы. Не исключено, что и он был вовлечен в интригу против Хаана. Так что он понес вполне заслуженное наказание. – Старик почесал нос. – Чего не скажешь о других родственниках.
Рядом прокашлялся Георг. Он вернулся около часа назад, прочесав западную часть города, и за все это время обронил лишь пару слов. Похоже, что исчезновение Барбары не на шутку его напугало.
– Не пора ли хотя бы Катарине рассказать правду о ее пропавшем отце? – спросил он вполголоса. – Ведь не исключено, что он уже мертв.
– Она еще успеет узнать об этом, – проворчал Куизль. – А пока пусть присмотрит за этими вечно голодными сорванцами… Давайте лучше вместе поразмыслим, кто может стоять за всем этим. – Он повернулся к Иеремии: – Говоришь, никого из семейства Хаанов не осталось тогда в живых?
Старый палач кивнул.
– Насколько я знаю, да. Во время процесса умерли канцлер и его жена, потом еще сын, две дочери и невестка. Другого сына предположительно отравили спустя примерно год, и зять погиб от несчастного случая. Вот, по-моему, и всё.
