– Пойдешь со мной! – прохрипел драматург. Он подскочил к ней и схватил за волосы, так что женщина громко вскрикнула. – Палачка и секретарь пускай горят, но ты мне еще пригодишься. Неизвестно, кто меня там поджидает… Будешь моей заложницей. – Он внимательно посмотрел в ее изможденное, бледное лицо. – Ты мне всегда нравилась, Адельхайд. Такая сильная, такая воля к жизни… Я чуть было не отпустил тебя. Но еще не все кончено. Еще нет.
С этими словами он снял кожаную петлю с ее шеи, развязал ноги и потащил к выходу. Женщина бросила на Барбару отчаянный взгляд и скрылась в коридоре. Дверь с грохотом захлопнулась.
Дым горькой желчью забирался Барбаре в рот.
– Отец! – просипела она и поползла в сторону двери, но петля на шее удерживала ее и с каждым движением затягивалась все туже. – Отец! Я… здесь…
Затем все заволокло дымом.
* * *
Якоб не знал, как долго он пробыл без сознания. Час? Мгновение? В голове стоял гул, и вокруг не было ничего, кроме вязкого дыма и тьмы. Палач закашлялся и попытался подняться. По опыту многочисленных казней он знал, что внизу дым всегда был наиболее густым и ядовитым. «Если хочешь помереть скорее, держи голову пониже, – советовал он порой приговоренным. – Тогда ты как будто засыпаешь».
Но я не хочу умирать, не сейчас. Мне нужно разыскать Барбару…
Якоб поднялся, покачиваясь. Все кости болели, голова была как размякшая губка, однако при падении он, похоже, ничего не сломал. Теперь дым был не такой густой и дышалось свободнее. Вот только видеть палач по-прежнему ничего не мог. Он предположил, что находится где-то у подножия лестницы.
Куизль попытался было сориентироваться в клубах дыма, но тут слева донеслись приглушенные крики. Затем с грохотом распахнулась дверь, и коридор внезапно осветило красное зарево. В проеме показался мужчина. Он тащил за собой связанную по рукам женщину. Якоб прищурился, но дверь вдруг захлопнулась, и коридор вновь погрузился во тьму. Палач несколько раз зажмурился и встряхнул головой, старясь прийти в себя. Похоже, падение все-таки сказалось на нем сильнее, чем он решил вначале.
– Барбара! – просипел он. – Это… ты?
Раздался женский голос, но тут же умолк, словно кто-то зажал своей жертве рот. Однако Куизль был уверен: это его дочь! Он наконец разыскал ее, и она была жива!
– Барбара! Я здесь!
Палач вслепую побрел к тому месту, где увидел два силуэта. Он точно пьяный шарил руками во тьме, и тут что-то толкнуло его в бок. Послышались шаги, кто-то пропыхтел над самым ухом и задел вскользь, как бесплотный призрак. Якоб снова замахал руками, но схватил только воздух. В следующий миг где-то за спиной скрипнула еще одна дверь.
В этот раз палач решил действовать бесшумно. Он не хотел, чтобы этот сумасшедший притаился где-нибудь в углу и оглушил его выверенным ударом. Куизль по привычке потянулся к дубинке на поясе, но, должно быть, он выронил ее при падении.
Придется обойтись без нее…
Медленно и неповоротливо, словно голем, палач двинулся в ту сторону, где скрипнула дверь.
Вытянув перед собой руки, Якоб двинулся по заполненному дымом коридору. Где-то за спиной послышался сдавленный хриплый голос, но ему, возможно, лишь показалось. Справа тянулась шершавая стена, затем рука провалилась в пустоту.
Дверь! Ублюдок оставил дверь открытой! Вот ты и попался!
Ничего перед собой не видя, Куизль шагнул в проем. На него повеяло свежим воздухом, который разогнал клубы дыма. Должно быть, где-то есть окно! Но как такое возможно? Он ведь находился в подвале. Палач судорожно пытался вспомнить, как выглядел дом снаружи. Может, где-то есть туннель? Какой-нибудь запасной выход, который он в спешке даже не заметил?
По лицу его скользнуло что-то твердое и холодное. Якоб нашарил рукой цепь и железный крюк у нее на конце. Палач вытянул руку и поймал еще один крюк. Цепи покачивались с тихим звоном – похоже, кто-то задел их совсем недавно. Куизль потер слезящиеся от дыма глаза; он по-прежнему ничего не видел, кроме темных силуэтов.
Где я, черт возьми?
Якоб попытался сосредоточиться на прочих чувствах. Слух, осязание, обоняние… Сквозь запах гари он уловил еще что-то. Запах этот давно выветрился, но въелся глубоко в стены. Пахло кровью и солеными копченостями. Оленьими ножками, ребрышками, кабаньими окороками… Куизль вздрогнул.
Разделочная! Я в разделочной, и на самый верх отсюда ведет шахта, куда раньше спускали освежеванную дичь! Куда…
Внезапно из мрака на него налетела тень. Палач почувствовал жгучую боль, когда одна из цепей хлестнула его по лицу. Он отлетел и перекатился по полу, чтобы избежать второго удара. Но его не последовало. Вместо него послышались, затихая, быстрые шаркающие шаги.
Потом приглушенно всхлипнула женщина, лязгнул засов, и над головой распахнулся люк.
Куизль отмахнулся от боли, поднял голову и увидел льющийся в проем лунный свет. После кромешной тьмы этот бледный свет показался ему ярче солнечного. Широкая шахта оканчивалась железным люком, настежь распахнутым. Справа тянулась узкая, в одну ногу, лестница. На ней, у самого люка, стояли две фигуры. На одной из них было платье, которое развевалось на ветру. Больше Куизль ничего не успел разглядеть. Крышка с грохотом захлопнулась, и обе фигуры исчезли.
– Барбара! – проревел Куизль в шахту. – Барбара!
Он погрозил кулаком и выкрикнул проклятие в ночное небо:
– Я доберусь до тебя, ублюдок! Можешь бежать хоть на край света, я до тебя доберусь, и тогда даже Господь тебе не поможет! Никто не посмеет похищать мою дочь, никто!
Якоб тяжело поднялся и поплелся к лестнице, снова скрытой во мраке. Ему показалось, что из глубины коридора донесся тихий хриплый голос. Но палач был слишком слаб, чтобы что-то проверять.
Уже в который раз за день он осознал, что уже слишком стар для подобных приключений.
Барбара дергала кожаный шнур, которым она, точно собака, была привязана к кольцу в стене. Она кашляла, у нее слезились глаза. Дым стал до того густым, что в комнате почти ничего не было видно. Где-то справа находилась дыба, на которой лежал старый Иероним Хаузер. Секретарь не издавал больше ни звука. Должно быть, он уже задохнулся.
– На помощь! – хрипела Барбара. – Папа, на помощь! Я здесь!
Но ответа не было.
Вокруг ревело пламя, языки его взбирались по льняным полотнам к деревянному потолку и лизали бревна. Жар с каждой секундой становился сильнее. Одежда Барбары не начала тлеть исключительно благодаря тому, что на ней по-прежнему была мокрая от дождя ряса. В нынешнем положении она служила ей защитным панцирем. Но девушка понимала, что мучительная смерть в огне – это лишь вопрос времени.
Если я не задохнусь раньше, как Хаузер.
