– Одного за другим, – проворчал Якоб. – Всех по очереди. – Он повернулся к Магдалене: – Очень важно подобраться к этим двоим как можно ближе, прежде чем они забьют тревогу. Иначе наш чудный план с самого начала обречен на провал. Сможешь как-нибудь отвлечь этих ребят?
Магдалена улыбнулась и похлопала при этом ресницами.
– Это будет нетрудно. – Она соблазнительно покачала бедрами. – Как я тебе?
– Проклятье, давай без этих крайностей! – ругнулся отец. – Что об этом Симон подумает? Пары-тройки любезных слов будет достаточно.
– Поверь мне, любезными словами от вас, мужланов, ничего не добьешься. Приходится немного перегибать палку.
С этими словами Магдалена вынула желтый платок и повязала на голову. Привычным движением приспустила корсаж, так что грудь едва не вывалилась.
– Черт возьми, ты же не станешь… – начал было отец.
Но женщина уже отвернулась и шагала прямиком к воротам. Вскоре она шагнула в освещенный фонарем круг. Стражники смерили ее недоверчивыми взглядами.
– Эй, ты! – крикнул один из них. – Тебе что тут понадобилось? Который час, знаешь? По домам давно пора.
– Когда остальным пора по домам, для кого-то работа только начинается, – проворковала Магдалена и, покачивая бедрами, направилась к мужчинам.
Они только теперь заметили желтый платок, который выдавал в Магдалене проститутку. Старший из стражников, толстяк, похотливо осклабился.
– Ого, Ганс, к нам, похоже, знатные гости пожаловали, – сказал он и поклонился: – Милая дама, видимо, заплутала. Улица роз, насколько я знаю, чуть дальше, у церкви Святого Мартина.
– Хе-хе, в таком тумане… всякое может быть, – проговорил, заикаясь, его напарник, прыщавый юнец. Ему, скорее всего, и не доводилось еще бывать с женщинами. Он не сводил глаз с декольте Магдалены. – Ну, раз уж она явилась…
– Мы, знаешь ли, можем схватить тебя и упрятать за решетку, – сказал толстяк и в шутку погрозил пальцем. – На твое счастье, там уже занято, и вряд ли тебе захочется с ним знакомиться. Разве только ты со зверьем не прочь…
Он сально рассмеялся.
– С парой крепких мужчин было бы куда лучше, – хлопая ресницами, ответила Магдалена. – Что скажете, господа, если я предложу вам скидку?
Она провела рукой по корсажу. Юноша просто пожирал ее взглядом.
– Ну, нам бы еще смену дождаться, – ответил толстяк задумчиво. – Может, чуть позже…
– Чуть позже я вернусь на Улицу роз, – Магдалена улыбнулась. – Да никто и не заметит ничего. Насколько я знаю, капитан и остальные стражники сейчас в замке. Одни вы, бедняги, торчите здесь.
– Не забудь про трех наших товарищей внутри, – заметил толстяк. – Но вообще ты права, это несправедливо. Они там развлекаются, хлещут вино, смотрят представление, а мы топчемся тут посреди тумана… – Тут стражник ухмыльнулся: – Ха, я знаю, как мы поступим! Один будет караулить тут у ворот, а второй в тесном переулке у собора опробует твои прелести. – Он облизнулся. – А потом другой, и так по очереди.
Магдалена одарила его приятнейшей из улыбок:
– Отличная мысль! Как это я сама не догадалась… Ну, милые мои, кто пойдет первым?
И без этого вопроса было ясно, что первым пойдет толстяк. Покачивая бедрами, Магдалена направилась к переулку. Тучный стражник прислонил алебарду к стене и двинулся следом.
Толстяк пыхтел и ухмылялся в предвкушении. В ближайшее время, он в этом не сомневался, ему понадобится собственное копье.
Тощий Ганс между тем стоял перед воротами и в самых ярких красках представлял себе, как возьмется сейчас за шлюху.
Гансу было всего семнадцать, и до сих пор он еще не видел женщину обнаженной. За исключением, конечно, матери, старой и толстой ткачихи. Но ничего приятного в этом не было. С дрожью в коленках он представлял, как залезет под юбку к прелестной девице с непослушными черными локонами. Интересно, что его там ждет? Друзья рассказывали самые невероятные истории о женском лоне, будто там прячется проворная мышка. Но они, наверное, просто потешались над ним… Что ж, скоро Ганс сам все узнает. В кармане у него лежало пять крейцеров. Для первого опыта этого должно хватить.
Парень напряженно прислушивался, с нетерпением дожидаясь своей очереди. Тут он услышал приглушенный крик. Это, верно, его добрый друг и напарник, толстяк Йонас. Наверное, это тоже было частью того большого таинства? Люди кричали, когда занимались любовью. Об этом он тоже узнал от матери, когда она в прежние годы возилась с отцом под шерстяным одеялом. Их жилище представляло собой одну натопленную комнату, и по ночам они делили ее всем семейством из восьми человек. Родительское ложе от детских кроватей отделяла лишь тонкая рваная штора, и Гансу порой слышалось, что мама вскрикивает от боли. Вот и теперь ему казалось, что вскрикнули не от удовольствия, а скорее… от страха. Да, тот, кто кричал, был явно напуган. Это что, тоже часть забавы? И вообще, чего они там копаются так долго?
Ганс потер озябшие руки. Когда он поступил в прошлом году на службу, юноша надеялся на жизнь, полную приключений. Но все сводилось лишь к тому, чтобы отлавливать пьяниц на улицах и стаптывать ноги в бесконечных караулах. И когда капитан несколько дней назад собирал особый отряд для какого-то тайного задания, Ганс туда, конечно же, не попал. Он был просто в отчаянии!
Ганс уже подумывал ненадолго покинуть пост и проверить, что там стряслось, но тут услышал позади себя шорох, словно кто-то шаркал по земле тяжелыми сапогами. Может, толстяк Йонас вернулся? Только вот странно, он ушел совсем в другую сторону. Так кто же…
Ганс развернулся и издал протяжный писк. Вообще-то он собирался крикнуть, но то, что он увидел, оказалось настолько ужасным, что голос ему отказал.
Перед ним стоял оборотень!
Он представлял собой громадное, лохматое, источающее запах гнили существо на две головы выше Ганса. Оно смотрело на него мертвыми глазами, из пасти его вырвался утробный рев и сменился человеческими звуками:
– Р-р-р-р, черт… не видно… черт…
Ганс заскулил, алебарда выпала из ослабевших рук. Он не смог толком разобрать, что сказал монстр. Но сомнений не оставалось: перед ним был тот худой узник из камеры. Он вновь обратился и вырвался на свободу. Тот самый монстр, который растерзал уже столько народу! Наверное, он уже расправился с толстяком Йонасом и этой шлюхой, и теперь настала его очередь…
– Пожалуйста… прошу, пощади меня! – всхлипнул Ганс и упал перед оборотнем на колени. – Во имя четырнадцати святых, умоляю…
Тут оборотень бросился на него и не дал договорить. Ганс вдруг почувствовал на лице что-то мягкое, горькое и едкое на вкус.
«Пасть оборотня! – пронеслось у него в голове. – Он оторвет мне губы, чтобы полакомиться ими! О Пресвятая Богородица…»
Потом он почувствовал странную тяжесть, и его накрыло темной пеленой, источающей вонь старой шкуры.
