Он подскочил к Матео и приложил палец к шее.
– Твое счастье, – проворчал он потом. – Парень только сознание потерял. Его удар мог хватить от твоего вида и вони.
Бартоломей довольно презрительно фыркнул под шкурами.
– Может, так оно и лучше. Будь он в сознании, только нервы нам трепал бы. И легкий, как пушинка, я его хоть до Вюрцбурга донесу.
– Достаточно и до твоего дома, – вставила Магдалена. – А теперь идемте, пока стражники не очнулись!
– Погоди, не так быстро… Сначала нужно подготовить наш фокус.
Якоб положил на пол сверток и вынул оттуда горшочек. Потом взял кусок угля и несколькими торопливыми движениями начертал на полу черную пентаграмму.
– Соломонова печать, – пояснил он шепотом, придав голосу нарочито елейный тон. – Сильный колдовской символ. По крайней мере, если веришь в это. Говорят, царь Соломон заклинал с его помощью ангелов и демонов. Так почему бы и оборотня к ним не добавить?
Палач поставил деревянную чашу в центр пентаграммы и наполнил желтой крупой. Потом поднес к ней горящую лучину, и содержимое чаши густо задымилось.
– Господи, ну и вонь! – Магдалена закашлялась и зажала ладонью рот и нос. – Без этого никак нельзя?
– Никаких заклятий без серы. Старый ведовской закон. – Отец подул в чашу, и к потолку поднялись новые клубы дыма. – Уж поверь, мне за свою жизнь пришлось допросить не одну ведьму. Под конец они всегда говорят про серу. Не потому, что так оно и есть, а потому, что участники допроса хотят это услышать. Сера и сатана неразрывны, как святая вода с милостивым Господом.
Палач встал и вытер руки о зловонную шкуру.
– Бартоломей, понесешь парня, – распорядился он. – Магдалена, возьми фонарь. А я устрою им знатный сюрприз перед воротами. – Он ухмыльнулся: – Чтобы стражники запомнили нашего оборотня.
Они спешно покинули задымленную тюрьму, с трудом отыскав выход в клубах дыма. Стражники во дворе по-прежнему валялись без сознания. Рядом с ними лежал околевший волчий труп. Магдалена уже в который раз обратила внимание, какой крупный экземпляр попался в капкан Бартоломея. Окоченев, туша казалась даже больше, чем была на самом деле.
– Положим его прямо у ворот, – сказал Якоб. – Вместе с нашим прощальным подарком.
Они пересекли двор и направились к воротам. Якоб уложил волка и вынул очередной горшок. Как и все предыдущие, этот сосуд был запечатан воском, но сбоку у него имелось небольшое отверстие, из которого торчал фитиль. Палач огляделся и поставил горшок во дворе, на достаточном расстоянии от стражников и волчьей туши.
– Мы же хотим, чтобы они рассказали потом о схватке с жутким порождением ада… – Он повернулся к Магдалене: – Дай-ка мне светильник.
Старший Куизль осторожно поджег лучину и поднес ее к фитилю, тот сразу зашипел. К горшку побежал маленький огонек.
– А теперь надо уносить ноги, причем быстро, – сказал он. – Чуть не сказал, как от черта…
Когда они пересекли соборную площадь наполовину, раздался оглушительный грохот. В следующую секунду закричали стражники.
* * *
Лишь у самого подножия Домберга они замедлились. Задыхаясь, Бартоломей завел Якоба и Магдалену в тесный, неосвещенный переулок и осторожно положил Матео на землю.
– Как он там? – спросила Магдалена вполголоса.
– Спроси лучше, как я, – просипел Бартоломей. – Парень тяжелее, чем я предполагал.
Отец склонился над раненым и бегло его осмотрел.
– Стражники знатно его поколотили, и в колодках вывернуло суставы, – проговорил он потом. – К тому же ему срочно нужна мазь из зверобоя, кружка вина, чтоб набраться сил, и что-нибудь поесть. Но жить будет.
Действительно, актер уже начал постанывать и беспокойно зашевелился.
– Матео, ты меня слышишь? – спросила Магдалена. Юноша нерешительно кивнул, и она продолжила: – Это я, Магдалена. Сестра Барбары. Мы вытащили тебя из тюрьмы.
– Но… но… оборотень… – пробормотал Матео.
– Тебе, наверное, померещилось, – объяснила Магдалена, чтобы не вдаваться в подробности.
С вершины Домберга по-прежнему доносились взволнованные крики. Правда, и они сместились куда-то дальше. Бартоломей вдруг громко рассмеялся.
– Тихо, чтоб тебя! – напустился Якоб на брата. – Рано еще говорить о безопасности. Если нас застукают здесь в этих шкурах, сам себя можешь четвертовать!
– Да ладно тебе, – отмахнулся Бартоломей. – У них там теперь совсем другие заботы. – Он ухмыльнулся и ткнул брата в бок. – Признаюсь честно, я в твою затею не верил. Но ведь и вправду сработало! За всей этой чертовщиной никто и не подумает, что я открыл вам камеру. Может, теперь горожане действительно удовольствуются убитым оборотнем. – Глаза у него задорно блестели. – Это мне напомнило, как мы с тобой еще мальчишками раздобыли на кладбище три черепа и расставили перед окном пастора. Помнишь? Ты говорил утробным голосом, а я…
– Слышите? – перебила его Магдалена.
Бартоломей прислушался и наморщил лоб.
– Крики слышу, и что?
– Да, но крики не с Домберга, а со стороны города, – ответила Магдалена. – Должно быть, что-то там стряслось.
– Черт, она права! – Якоб принялся торопливо стягивать с себя вонючие одеяния. – Надо избавиться от этих шкур, пока кто-нибудь не увидел нас с ними. Судя по крикам, это, наверное, пожар. Скоро весь город на ногах будет.
Помедлив немного, Бартоломей тоже выбрался из своего костюма. Они смотали все в большой сверток, и Якоб зажал его под мышкой.
Магдалена снова склонилась над Матео. Тот, похоже, опять провалился в беспамятство.
– Сможешь идти? – спросила она заботливо.
Матео кивнул, и Магдалена повернулась к отцу с дядей:
– Будет лучше, если вы поддержите его с обеих сторон, как пьяного. Так мы привлечем меньше внимания.
Они подхватили Матео и медленно двинулись до конца переулка, затем повернули налево, в сторону Михельсберга. Там пока все было спокойно и темно. В скором времени они дошли до илистого бечевника, что тянулся вдоль Регница. Якоб перехватил сверток со шкурами, тряпьем и пустыми горшками и, широко размахнувшись, забросил все в реку. Сверток немного покачался на поверхности и наконец скрылся под водой.
– Вот теперь я чувствую себя куда лучше, – вздохнул палач и вытер пот со лба. – Под волчьей башкой я потел, как старая свинья.
– Лишь бы никто к нам не принюхивался, – ухмыльнулся в ответ Бартоломей. – Иначе нас на псарне запрут.
Магдалена между тем прошла на хлипкий причал и посмотрела на восточную часть города.
– Над замком Гейерсвёрт яркий свет! – прошептала она взволнованно. – Оттуда же и шум доносится. Но пожара нигде не видно. – Она вздохнула: – Надеюсь, с Симоном ничего не стряслось на этом приеме.
