Не спешите. Слишком уж все гладко складывается. Зачем вообще хранить телефон? Нажал вызов — активировал взрывчатку — выброси аппарат. Это азбука. Тем более что В.Н. прекрасно понимает, кто я такой и каков уровень моей подготовки. Мог на всякий случай хотя бы телефон поставить на беззвучный режим или «скрыть» абонента при вызове. Да и само время звонка с попыткой взорвать аппарат странное. Почему утром? Почему не сразу после зала, когда стало ясно, что я выжил, а ассасин — нет? Не складывается пазл.
Зайдем теперь со стороны денег. Я приношу много и регулярно, клиентов у Владислава Николаевича хоть отбавляй. Сам он вознаграждения никогда не просит, но и не отказывается. Опять-таки за все эти годы в какой-то особой алчности замечен не был. А что, если это шантаж? Может сложиться такая ситуация, чтобы наставника шантажировали? Смешно. Я и не от таких угроз его защищал. Да и какой смысл? Ведь если команда на ликвидацию от учителя не поступит, то я и пальцем не пошевелю. Тогда уж надо самого «бесогона» убирать или пытаться дать столько, чтобы он отказался от своих планов. Или, что гораздо проще, раскаяться, очиститься и навсегда порвать с колдовством. В любом случае материальная выгода для В.Н. от моей смерти не просматривается.
Конечно, можно позвонить наставнику и спросить напрямую, но от этого варианта я пока воздержусь. А вот с Владом не мешало бы побеседовать.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться!
— Даня, кончай издеваться! Чем помочь?
— Не издеваюсь — горжусь. Влад, помнишь подарочек, который мы с тобой вместе рассматривали? Можешь поговорить с ребятами? Вдруг кто-нибудь вспомнит заказчика сувенира. Да и хорошо бы проследить путешествие того телефончика, с которого на мой трофей звонили. Реально это сделать?
— Пару дней займет. Всё, взял в работу. По получении результата выйду на связь.
Зазвонил один из моих аппаратов. Владислав Николаевич. Интересное кино. Послушаем интонации.
— Даня, тут такое странное дело…
— Слушаю, Владислав Николаевич.
— Ты когда уже уходил, вдруг раздался телефонный звонок. Звонок не мой, я и не сразу понял, что это у меня в куртке какой-то аппарат звонит. Достал, посмотрел. Номер не знаю. Телефон плохой. Зло на нем.
— Так значит, аппарат не ваш?
— Ну я ж тебе говорю, впервые увидел.
— А где до встречи со мной были? Кто мог подложить? Когда в ресторане до моего прихода сидели, никто чужой не подходил? Куртку из поля зрения не выпускали?
— На встречу к тебе поехал из дома. В ресторане отходил руки помыть.
— Понял, подумаю. Что-то еще тревожит?
— Тревожит. Помолюсь, перезвоню. И ты там поаккуратней. На очень уж большую рыбу идем.
— Что, догадывается?
— Может. Колдун серьезный.
— О’кей. Буду держать ухо востро. Да и вы помолитесь, Владислав Николаевич. Все, до связи.
Забавно. Итак, что мы имеем в сухом остатке? Подозрения мои никуда не делись. Насколько это вообще несовместимая комбинация — В.Н. и телефон, начиненный взрывчаткой? Ответа сейчас нет, требуется дополнительная информация. Звонок от наставника меня не успокоил — он старик непростой, может и играть. Пожалуй, не буду торопиться, последую примеру Менделеева. Во сне ответ сам придет. Вот только когда? И не будет ли этот сон вечным? А то ответ-то придет, да только поделиться им будет не с кем.
Глава 15
Как вы, наверное, помните, дорогой читатель, с Владиславом Николаевичем меня познакомил Влад. Старик показался мне интересным персонажем, но плотно общаться мы стали не сразу. Все началось с того, что я приехал к нему в Тверь. Не один. Мой знакомый, Юра, в бизнес которого я вложил довольно существенную сумму, пожаловался на странности, которые стали в последнее время преследовать его семью. В их большой квартире то и дело происходило что-то нехорошее и опасное: то чайник с кипятком опрокинется, то микроволновка взорвется, то компьютер сгорит. Все члены семьи постоянно болели, причем какими-то странными недугами. Одним словом, не понос, так золотуха. Юрина жена от отчаяния решила, что это дело рук колдунов, и накрутила своего благоверного так, что он уже на полном серьезе готов был давать объявления в газету о поиске борцов с нечистью.
В тот день мы с Юрой встретились за обедом в ресторане, чтобы обсудить текущие дела. Тут-то он и поведал мне о своей беде. Видно, с утра у меня было альтруистическое настроение, и я решил помочь приятелю. Рассказал о Владиславе Николаевиче. Юра вцепился в меня как клещами: позвони да позвони! Я набрал номер старика, в двух словах обрисовал причину звонка и передал Юре трубку. Говорили они минут двадцать. Подробности беседы так и остались для меня тайной — что поделать, воспитание. Предпочитаю в такие моменты отойти подальше. Ничего нового я, конечно, не услышал бы, но с привычками бороться сложно.
Когда вернулся, застал Юру в состоянии легкого изумления.
— Владислав Николаевич сказал, чтобы мы прямо сейчас отправлялись к нему в Тверь.
— Мы?
— Да, он сказал: приезжайте вдвоем и немедленно. Я спросил, может быть, жену взять? Он так засмеялся, что стало ясно — про мою супружницу он понимает больше, чем я. Нет, говорит, у нас будет мужской разговор.
— Вот все бросить и прямо сейчас поехать в Тверь? Юр, ты в своем уме?
— Даня, я тебя очень прошу…
Через несколько часов мы уже стояли у обшарпанного подъезда какого-то из многочисленных панельных памятников победившей архитектурной безвкусице, совершенно неотличимого от своих соседей.
Скромная двухкомнатная квартира на третьем этаже. Совершенно обычная, со стандартной обстановкой, неотличимая от миллионов других квартир — за исключением бесчисленного множества иконок в углу большой комнаты. Их так много, что под ними не видно обоев. Шпалерная развеска — так это называется на языке музейщиков и галеристов. Перед иконами — письменный стол и два стула. Рабочее место молельщика.
На столе бумажки, ручки, православные календарики. На дальнем правом углу стопка религиозных книг в твердых переплетах, на левом — какие-то брошюрки, тоже религиозные. Видно, что В.Н. читает всю эту литературу постоянно и помногу. Кое-где корешки уже поистрепались и перехвачены скотчем.
Хозяин встретил нас сам. Помню, именно тогда я и подумал, что он похож на отставного офицера. То ли выправка, то ли стрижка, то ли что-то в рисунке движения… Не всегда получается вот так запросто взять и разложить свое впечатление по полочкам.
— Проходи, проходи. Садись по левую руку. Я начну молиться, и ты глаза закрой и тоже молись. Тебя как зовут?
— Юрий. Но я еврей…
— И что? Ты молись. Как там у вас? Шма Исраэль знаешь? Вот и читай. Я когда закончу, ты посиди, глаза сами откроются. А потом уже поговорим.
Мой знакомый — парень ироничный и умный. Но когда молитва закончилась, он еще минут десять просидел с закрытыми глазами. Наконец Юра громко выдохнул, открыл глаза и повернулся ко мне. Все его лицо было в слезах.
