– Гм… Если он выронит мяч, эта фраза пойдет в репортаж.
– Так я же все записала! И еще одна интересная вещь. Мы болтали о поездках, о том, что все время вдали от дома. Я рассказала им одну историю, как гостила у девушки, с которой познакомилась в видеомагазине в Лос-Анджелесе, и она уговорила меня составить компанию им с бойфрендом. В результате мы оказались на улице в четыре утра и гуляли до восхода солнца. Это было поразительно – ходить по городу и видеть, как он просыпается, оживает.
– Я не слышал эту историю.
– Да, было такое. Так вот. Потом я сказала, что рада возвращению в Чикаго, и спросила Грега Мэддокса, нравится ли ему жить здесь, а он среагировал как-то странно.
– Что ты имеешь в виду под «странно»?
Кирби листает блокнот:
– Я записала, когда вышла на улицу. Вот: «Чего ради мне куда-то уезжать? Люди здесь очень дружелюбны. Я имею в виду не только болельщики, но и таксисты, носильщики в отелях, просто прохожие. В других городах люди ведут себя так, словно делают тебе одолжение». После этого он подмигнул и стал называть свои любимые ругательства.
– Ты записала?
– Нет, он быстро перескочил на другую тему. Но хотела. Подумала, может пригодиться. Например, «Чикаго наших бейсболистов: пятерка любимых ресторанов, парков, клубов и мест для развлечений». Все такое. Но тут пришел Лефевр, и я удалилась, чтобы они могли готовиться к игре. Потом я подумала, а с чего это Мэддокс вдруг такое ляпнул.
– Есть у меня соображение.
– Думаешь, он планирует сменить команду?
– Или обдумывает такую возможность. Грег всегда и все держит под контролем. Любит доводить ситуацию до крайности. Определенно, он тебя разыграл. Из этого следует, что нам нужно приглядеть за этой ситуацией.
– Как же «Кабз», если он хочет свалить?
– Да какая разница! Надо использовать любую возможность играть в бейсбол так, как тебе хочется и как считаешь нужным. Он сейчас в отличной форме.
– Неужели? Ты действительно так считаешь?
– Ты отлично знаешь, как я считаю, упрямица.
– Ну да.
Кирби ласково подталкивает его в плечо. Ее кожа нагрелась от солнца, и он чувствует тепло, словно ожог, даже через рубашку.
– Что там еще у тебя в рукаве? – Дэн слегка отодвигается, с нарочито спокойным видом. В голове проносится: «Веласкес, ты смешон! Тебе что, пятнадцать лет?»
– Дай мне шанс! Они часто играют в покер.
– Да, тут лучше ты пойдешь, а не я. Из меня отвратный мастер блефа. Давай, нам пора идти.
– А оттуда мы не можем посмотреть? – Кирби указывает на зеленое табло, нависающее по центру над открытой трибуной.
Он и сам только что об этом подумал. Такое красивое. Истинно американское: четкий белый шрифт и окна, которые открываются между перекладинами, когда переворачиваются цифры.
– Да, так тебя туда и пустили. Не бывать такому никогда. Это одно из немногих до сих пор действующих ручных табло. Там отличная охрана, посторонним вход воспрещен.
– Но ты был там.
– Я заслужил это почетное право.
– Да ладно! Как тебе удалось?
– Я делал биографический очерк о мужчине, который переворачивает цифры. Он занимается этим всю жизнь, стал легендой.
– Как думаешь, он разрешит мне перевернуть цифру один раз?
– У тебя нет шансов. И потом, я уже понял, как устроена твоя голова. Тебе хочется туда попасть лишь потому, что это строжайше запрещено.
– Мне кажется, на самом деле это тайный джентльменский клуб, где самые влиятельные мужи Америки планируют будущее страны с коктейлями и при стриптизершах, в то время как внизу ничего не подозревающие игроки играют в мяч.
– На самом деле это пустая комната с потертым полом, которая нагревается как сковородка.
– Ну конечно! Именно так и сказал бы истинный защитник тайного общества.
– Ладно, постараюсь сводить тебя когда-нибудь. Но после того, как ты пройдешь обряд посвящения и освоишь секретное рукопожатие.
– Обещаешь?
– Клянусь перед лицом сидящего там человека. При одном условии: когда мы предстанем пред очи моих коллег в ложе для прессы, ты сделаешь вид, что получила от меня настоящую взбучку за непрофессиональное поведение и глубоко раскаиваешься.
– Очень глубоко, – усмехается Кирби. – Но ловлю тебя на слове, Веласкес.
– Верь мне!
Зря он волновался, что Кирби не впишется. Она действительно не вписывается и благодаря этому приобретает особое очарование.
– Здесь как в Организации Объединенных Наций, но видно лучше, – шутит Кирби, оглядывая ряды телефонов и мужчин, сидящих за табличками с названиями периодических изданий. Они делают пометки или тараторят в телефонную трубку всякий вздор, какой обычно предшествует репортажу с матча.
– Да, только здесь все намного серьезнее.
Кирби смеется, и это как раз то, чего ему сейчас хочется.
– Конечно, что мир во всем мире по сравнению с бейсболом?
– Это твой стажер? – спрашивает Кевин. – Мне, пожалуй, тоже надо такого завести. А белье она стирает?
– Пока не доверяю, – быстро находится Дэн. – Но умеет раздобыть хорошие цитаты.
– Дашь попользоваться?
Дэн готов кинуться на защиту Кирби, но та парирует первой:
– Конечно, но я требую прибавки к жалованью. Сколько будет даром, умноженное на два?
Ответ вызывает смех у половины присутствующих, что понятно.
Игра в полном разгаре. На стороне «Кабз» усиливается стук бейсбольных бит. Напряжение в ложе для прессы растет, общее внимание сосредоточено на поле. Похоже, у них все шансы на победу. А еще Дэн счастлив от того, что Кирби поддалась азарту игры. Это чудо свершилось!
После матча Дэн, как и все остальные репортеры, звонит в редакцию и начитывает сообщение, используя записи в блокноте, сделанные такими неразборчивыми каракулями, что Кирби шутит: он вполне мог бы выписывать рецепты. «Кабз» взяли в седьмом иннинге, после того как игра свелась к дурацкому поединку питчеров, в основном благодаря усилиям «золотого мальчика», «Бешеного Пса» Грега Мэддокса.
– Отличная работа, детка! – Дэн похлопывает Кирби по плечу. – Не исключено, что это твое призвание.
Харпер
26 февраля 1932
Харперу нужен новый костюм, более подходящий по размеру, и он направляется в «Байер бразерз», где цвет купюр в его руках быстро меняет поведение обслуживающего персонала. Он приглашает на ужин медсестру Этту и ее соседку по комнате из женского пансиона, Молли. Эта девушка – учительница из Бриджпорта; она кажется грубоватой и нескладной рядом со стройной и подтянутой подругой. Неискренне улыбнувшись, она заявляет, что играет роль компаньонки. Однако он прекрасно понимает: единственное, что ее привлекает, – ужин на халяву. Туфли стоптаны, темное пальто покрыто катышками, наподобие свалявшейся овечьей шерсти. Поросенок и ягненок… Пожалуй, на ужин стоит заказать отбивную.
