– Эта теория намного хуже остальных. Но тебе придется меня выслушать.
– Жду с нетерпением.
И она рассказывает. Эта дурацкая лошадка как-то связана с невероятной бейсбольной карточкой, найденной на теле женщины во время Второй мировой войны, и с зажигалкой, и с кассетой, которую Джулия никогда бы не слушала. Дэн едва сдерживает растущее раздражение.
– Очень интересно, – осторожно начинает он.
– Не делай этого.
– А что я делаю?
– Жалеешь меня.
– Всему этому можно найти логическое объяснение.
– Не нужно мне логическое.
– Послушай, у меня есть план. Последние шесть с половиной часов я провел в аэропортах и самолетах. Я устал. От меня уже воняет. Но ради тебя, – а ты действительно единственный человек в мире, ради которого я это сделаю, – я готов пожертвовать таким простым, хотя и необходимым, душем. Мы едем сразу в редакцию, я звоню в компанию по производству детских игрушек, и все проясняется.
– Ты думаешь, я не звонила?
– Звонила, но важно задать правильные вопросы, – терпеливо объясняет Дэн. – Например, существовал ли аналог либо опытный образец? Мог ли существовать агент по продажам, у которого имелся доступ к нему в 1974 году? Действительно ли цифры «1982» являются датой или могут обозначать ограниченную либо торговую партию товара?
Некоторое время Кирби молчит, уставившись на свои ботинки. Сегодня они тяжелые, грубые и неуклюжие, зашнурованы лишь наполовину.
– Значит, это бред? О, господи…
– Это понятно. Очень странное стечение обстоятельств. Естественно, тебе хочется подвести под них какую-то базу. Не исключено, что эта лошадка может стать важной зацепкой. Если окажется, что был торговый агент, торгующий прототипом, можно выйти прямо на него. Понимаешь? Ты молодец. Расслабься.
– Это тебе, видно, хочется расслабиться, – все еще напряженно улыбается Кирби.
– Не волнуйся, разберемся. – Дэн уже и сам готов в это поверить.
Харпер
13 июня 1993
Харпер сидит в греческой закусочной: устроился за столиком в дальнем углу, под картиной с изображением белокаменной церкви у голубого озера. Перед ним на тарелке – стопочка блинов и поджаренный бекон; за окном идут-спешат люди по своим делам, а он ждет, пока сутулый мужчина за соседним столиком закончит читать газету. Харпер осторожно потягивает кофе, еще слишком горячий, и размышляет, не поэтому ли Дом никогда не пускал его дальше этого дня. Видимо, потому, что он никогда туда не вернется. Он чувствует себя удивительно спокойным. В своей жизни он уходил от всего – уже и не пересчитать сколько раз. И к этому времени смог бы легко приспособиться, несмотря на всю его суету, неистовство и шум. Надо было взять с собой побольше денег, хотя раздобыть немного наличных не проблема, особенно если нож у тебя в кармане.
Мужчина, наконец, уходит, и Харпер отправляется за дополнительным пакетиком сахара, по дороге прихватывая газету. Конечно, о Мише новости еще вряд ли появятся, а вот о Кэтрин могут что-нибудь написать. Благодаря своему любопытству он и узнает, что дело свое не закончил. Можно остаться здесь, а со временем он откроет другие созвездия. Или создаст свои.
Ее имя он видит случайно, лишь потому, что новости спорта в сложенной газете «Сан-Таймс» оказываются наверху. Это даже не статья, а перечень лучших спортсменов с наградами и титулами среди высших заведений Чикаго.
Он читает заметку дважды, очень медленно, тщательно проговаривая каждую фамилию, будто это могло каким-то образом изменить имя автора – Кирби Мазрачи.
Сверяет дату: сегодняшнее число. Медленно поднимается из-за стола. Руки трясутся.
– Ты все, приятель? – спрашивает мужик с бородой, скрывающей жирную шею.
– Нет, – рявкает Харпер.
Идет к платному телефону у туалетов. Телефонная книга привязана грязной цепочкой. В списке только один адрес на это имя: Р. Оук-парк. Это ее мать. Чертова сука, которая солгала, что Кирби умерла. Харпер вырывает страницу из книги.
Направляясь к двери, он видит, что толстяк все-таки забрал газету. Его охватывает приступ ярости. Он быстро разворачивается, подходит к столику, хватает мужика за бороду и с силой ударяет головой о стол. От удара голова отклоняется обратно, из носа фонтаном бьет кровь. От боли и неожиданности мужчина вдруг заходится в высоком и тонком вое, очень неожиданным при такой тучности. Вся закусочная замирает и провожает Харпера глазами, однако он уже направляется к вращающейся двери.
Хозяин закусочной с усами, на этот раз сильно поседевшими, выходит из-за стойки с криками:
– Убирайтесь! Слышите, вы! Убирайтесь отсюда! До Харпера они уже не доносятся – он спешит по адресу, указанному на зажатом в руке листочке.
Рейчел
13 июня 1993
По тканому коврику у входной двери разбросаны осколки выбитого окна. Прислоненные к стене холсты без рам порезаны с какой-то дикой жестокостью единым и резким росчерком лезвия.
В кухне балерины Дега и островитянки Гогена одинаково равнодушно взирают с дверей подвесной полки на раскиданные по полу разнородные вещи из опрокинутых и перевернутых коробок.
На рабочем столе валяется распахнутый фотоальбом. Однако снимков в нем нет: вытащенные и разорванные на мелкие кусочки, они усеяли пол толстым ковром конфетти. Прямо по щурящемуся на солнце лицу разорвана фотография молодой женщины в белом купальнике.
В гостиной, как огромная перевернутая вверх лапами черепаха, валяется круглый полированный столик 1970-х годов. Лежавшие на нем раньше книги по искусству, журналы и безделушки теперь тоже разбросаны по полу. Бронзовая дамочка с колокольчиком под юбкой опрокинута набок и лежит рядом с китайской фарфоровой птичкой, у которой на месте головы зияет неровная дырка с рваными краями. Отбитая птичья голова тупо рассматривает худосочных девиц в уродливых одеждах на развороте журнала мод.
Диван вспорот, из-под длинных фиолетовых полос обшивки проглядывает мягкая синтетическая набивка и остов каркаса.
Дверь в спальню на втором этаже распахнута. На туалетном столике черные чернила заливают листы бумаги, на которых до безобразия пытливая утка расспрашивает скелет мертвого енота в желудке у медведя. Еще можно разглядеть некоторые рукописные слова:
Все это так печально. И мне так грустно.
Но я благодарен за все, что у меня было.
Разноцветные стеклянные подвески на окне легко покачиваются и в свете солнца отбрасывают на разоренную комнату странные движущиеся пятна.
На доносящийся из дома шум соседи не реагируют.
Кирби
13 июня 1993
– Приветик! – отрывается Чет от комикса «Черная орхидея» с лиловой девицей на обложке. – Я тут нашел кое-что обалденное и вполне перекликающееся с твоей бейсбольной карточкой. Посмотри-ка.
