А ведь она знала: такого не бывает. Или, рассуждая совсем уж цинично: если и бывает, то свою половинку она потеряла навеки, когда рассталась с Гриффином Нортом.
Ева что-то рассказывала Минерве. Жас включилась в беседу на середине фразы:
– …ты же знаешь, что из этого вышло. Минерва, вспомни, как наш дед был зациклен на этой библиотеке. Возможно, он нашел заметки Гюго, и это оказало на него такое сокрушительное воздействие. Звучит вполне правдоподобно. Как бы то ни было, наш брат ведь обнаружил письмо? Почему бы не предположить, что несколькими десятилетиями раньше на него точно так же наткнулся дед?
Ее пальцы теребили обивку стула. Она заметила это, убрала руки и отвела глаза.
– Вполне вероятно, что имя призрака попалось ему в письме Гюго. И дед сообщил его нам, вложил его в наши головы. Это же возможно, разве ты не видишь?
Минерва вздохнула.
– Вообще-то, возможно. Ему не следовало нас втягивать. Мы были просто маленькими девочками.
– Общение с потусторонними силами пугает. – Жас вспомнила собственное детство и преследовавшие ее тогда видения. – Для детей все непонятное куда страшнее.
Ева энергично закивала.
– Я не боялась, – задумчиво сказала Минерва. – Это вызывало благоговейный трепет, не страх.
– Ты боялась. Просто не помнишь.
Минерва поднялась с дивана и подошла к стеллажам напротив камина. Третья снизу секция состояла из выдвижных ящичков. Женщина открыла один и начала просматривать содержимое. Вынула кипу старых журналов в потертых кожаных переплетах. Дальше шла коробка с канцелярскими принадлежностями. Палочки сургуча. Несколько авторучек. Пачка промокательной бумаги. Хрустальная чернильница. Истинные сокровища ушедшей эпохи.
Минерва продолжала вынимать из ящика предмет за предметом. Пачка конвертов, перевязанная бордовой ленточкой. Бутылка чернил.
– Что ты делаешь? – спросила Ева. – Там все разложено по порядку.
– Я потом верну все на место. Не волнуйся.
– Не сомневаюсь, что вернешь, – вздохнула Ева. – Но если ты сложишь не в том порядке, я потом ничего не найду.
– Да ты этот ящик не открывала уже лет пятьдесят!
– Откуда ты знаешь?
Тео подмигнул Жас. Проживая вместе с тетушками, он, должно быть, слышал сотни таких диалогов.
– Какой толк сейчас читать старые записи? – спросила Ева. – Они бесполезны.
– А я не о них, – ответила Минерва.
Она тянула пустой ящик из стеллажа.
– Что ты делаешь? – спросила Ева. – Там же больше ничего нет.
– Очень даже есть. Дедушка показывал мне тайник. Вот здесь, под ящиком. Я всегда думала, что ты тоже о нем знаешь. Именно здесь он прятал доску, после того, как отец уперся и запретил привлекать нас к участию в опытах. Если отец неожиданно приезжал из Лондона, – объяснила Минерва племяннику и Жас, – доска немедленно отправлялась в тайник и лежала там до самого его отъезда.
Минерва вытащила длинную коробку и перенесла ее поближе к дивану.
Ева едва слышно застонала. Казалось, сам вид коробки причиняет ей боль.
– Она все время там хранилась? – спросила она напряженно. – Минерва, выкинь ее немедленно.
Та, насупившись, посмотрела на свою сестру.
– Это просто смешно.
Ева повысила голос. Ее кулачки плотно сжались.
– Я хочу, чтобы ты это выкинула.
Тео изумленно смотрел на тетушек: они ссорились уже всерьез.
– Ты думаешь, что что-то помнишь. А на самом деле это всего лишь детские страхи и преувеличения. Возможно, если ты сейчас увидишь все взрослыми глазами, то тебя отпустит. Своего рода катарсис.
– Катарсис?! Почему, черт побери, тебя так тянет распотрошить прошлое? Это страшная ошибка, я тебя предупреждаю.
Минерва разложила доску. В полностью раскрытом состоянии она имела более полуметра в длину и чуть меньше в ширину. В верхнем правом углу черной краской было напечатано слово «да». В верхнем левом – «нет». В центре полукругом располагались буквы алфавита. Под ними, в самом низу доски, цифры от нуля до девяти.
Кое-где краска облупилась; буквы и цифры все еще легко различались, хотя были немного поцарапаны. На гладкой поверхности стола в некоторых местах стерся лак, и сквозь него просвечивала деревянная основа.
– Ее сделал дедушка. – Минерва кончиками пальцев провела по поверхности, там, где лак остался нетронутым.
Ева подошла к бару, налила в стакан на три пальца прозрачной жидкости, бросила два кубика льда, глотнула раз, потом другой. Стояла, издали наблюдая за действиями сестры.
– …а что он сделал из нашей жизни, мерзкий ублюдок, – пробормотала она, удивив даже сестру.
Тео переводил взгляд с одной своей тетушки на другую.
– О чем это вы?
– Он подводил нас к столу, ночь за ночью, и заставлял общаться с духами, – сказала Ева. – Мы боялись. Ужасно боялись. Сестра не помнит. Она была совсем маленькой… Потом во сне ее мучили кошмары, она так кричала… Мне приходилось трясти ее, будить. Но ему не было дела. Ночь за ночью он сажал нас к столу и велел играть в эти игры. Иногда ничего не происходило. А иногда… Не знаю…
– До сих пор не понимаю, как это выходило, но наши руки двигались будто по волшебству, составляя слова, которых мы тогда и не знали, – сказала Минерва.
– Если я начинала плакать и просила остановиться, он сердился. Говорил, что мы особенные, что не все способны беседовать с мертвыми.
Ева сильно побледнела. Кожа вокруг рта напряглась. Рука сжимала стакан так крепко, что побелели костяшки пальцев.
– После сеансов я часами лежала в кровати без сна. Думала, правда ли к нам приходят духи. А если правда, то могут ли они забрать нас и унести в загробный мир?
– А мне нравилось сидеть по ночам с дедушкой, – сказала Минерва. – Он так нами гордился, разве ты не помнишь?
– Гордился? Ну уж нет. Нет.
– Когда сеансы прекратились окончательно? – спросил Тео.
Минерва ответила не раздумывая:
– Когда нам исполнилось девять и одиннадцать.
– Они прекратились только с его смертью, – едва слышно сказала Ева.
Она сделала долгий глоток из стакана, встала, подошла к камину, взяла кочергу и поворошила бревна в очаге. Посыпались искры.
Молчание давило, в воздухе висела недосказанность. Что-то подобное происходило в собственной семье Жас, когда отец узнал об измене матери. По мере того, как их брак разваливался на куски, такие тягостные паузы случались все чаще. До тех пор, пока мать не решила продлить паузу навеки.
– Так когда был последний сеанс? В ночь перед смертью Генри? – спросил Тео.
