– В ночь его смерти, – сказала Минерва.
Ева молча вышла из гостиной. Жас слышала звук удаляющихся шагов и звяканье льда в стакане.
Минерва стояла у стола и разглядывала «говорящую доску», как будто надеясь найти объяснение.
Жас думала, что Ева сегодня больше уже не вернется. Но из холла вновь раздались шаги. Когда тетушка вошла, в руках у нее было два стакана. Ее собственный – а еще маленький стаканчик с растительным узором по краю. Красивая вещица: в такой хорошо налить апельсиновый сок и пить его в наполненной светом кухне; солнце смеется, а от плиты одуряюще пахнет круассанами и свежим кофе.
– На. – Ева протянула стаканчик сестре.
– Ты же не хотела!..
– Не хотела. Не хотела пробуждать память. Мне это не нужно. Зато нужно, чтобы ты убедилась – ничего не выйдет. Ты всегда надеялась, что мы приобщились к коллективному бессознательному Вселенной, о котором ты вечно рассуждаешь. Тебе нравится думать, что мы получили от деда великий дар. Когда-нибудь ты поймешь, что он просто манипулировал нами, Минерва. И тогда простишь меня.
– Мне не за что тебя прощать.
– Не лги мне. Лицемерие тебе не к лицу.
– О чем это вы? – спросил Тео.
Его вопрос был дружно проигнорирован.
– Дед манипулировал нами? – спросила младшая сестра старшую. – Да зачем?
Теперь их роли поменялись. Теперь именно Минерва выглядела растерянной и нервозной.
– Чтобы напугать, – прошептала Ева.
– Да зачем?!
– Кому знать это, как не тебе. В конце концов, кто у нас психоаналитик? Или история собственной семьи анализу не поддается?
Жас чувствовала неловкость: разговор между сестрами явно не предназначался для чужих ушей. Тео рассказывал, что последние двадцать лет сестры живут в этом доме вместе. Ева, та и не уезжала никуда, не выходила замуж, была бездетной. Минерва после замужества перебралась в Лондон, родила ребенка. А разведясь с мужем, вернулась назад в родительский дом. Как же вышло, что сестры избегали этого разговора так невозможно долго?
– Зачем ему было нас пугать? – снова спросила Минерва.
В голосе немолодой женщины Жас снова различила интонации растерянной девочки.
– На самом деле не понимаешь? – удивилась Ева.
– Нет.
– Пугал, чтобы за утешением мы бежали к нему. Он долго отрабатывал этот трюк на мне. А потом я стала слишком взрослой, и он перенес все свое внимание на тебя.
Минерва уставилась на Еву с откровенным ужасом. Жас видела: она не поверила старшей сестре.
Воцарилось молчание. Младшая сестра подошла к окну и устремила невидящий взгляд в темноту.
Ева по-прежнему держала стакан.
– Давай пройдем через это, Минерва. Нужно, чтобы ты поняла. Хотя бы сейчас.
Та не ответила.
Ева подошла к сестре.
– Если мы не решимся, это так и останется висеть над нами. – Она взяла сестру под руку и подвела к карточному столику. Минерва не сопротивлялась.
– Тео, пойди сюда. Сядь, – велела Ева и перевела взгляд на Жас.
– Вы ведь к нам присоединитесь?
Ева и Тео сели по обе стороны от Минервы, а Жас – к ней лицом. Как только все устроились, Минерва зашарила взглядом по комнате.
– В чем дело? – спросила Ева.
– Если уж мы собираемся…
Она встала и выключила электричество. Затем взяла с камина коробок спичек и зажгла свечи. В воздухе заструился слабый запах серы. Минерва понесла подсвечник к столу; пламя трепетало и рождало светящийся ореол.
Настоящее внезапно пошатнулось, провалилось в прошлое, и Жас словно оказалась в иной эпохе. Она поняла: эта комната создана для неяркого света свечей. Для мягкой игры пламени, для полумрака, для хоровода теней. Спрятанные здесь загадки электрическому свету не подвластны.
Минерва поставила подсвечник на стол.
– Вот так.
Ева кисло усмехнулась.
– Прямо как на сцене. Отличные декорации, вполне в дедушкином духе. Он – в главной роли, роли мистического искателя мудрости. Так необычно… У других детей дедушки были финансистами или счетоводами, пекли хлеб, – и только нам достался эксцентричный чудак.
– Как он умер? – спросил Тео. – Вы ведь не рассказывали? Похоже, я многого не знаю.
Пламя свечей мигнуло.
Почти непроизвольно Минерва покосилась на дверь в холл и на крутую мраморную лестницу.
– Он споткнулся и упал со ступенек.
Ева сдавленным голосом пояснила:
– И сломал шею. Скоропостижная смерть.
– Ужас какой! – охнула Жас. – Кошмар для вас обеих.
– Да, ужас. – Ева зябко повела плечами. – Смерть деда была ужасна во всех смыслах. Кроме одного. – Она помолчала. – Сеансов больше не было.
Долгое время молчание нарушалось только рокотом бьющихся о скалы волн.
Потом Ева поставила маленький стакан на «говорящую доску» и распорядилась:
– Начинаем. Все касаются одним пальцем стакана. Вот так. – Она неуверенно тронула стекло, словно боясь обжечься.
Стакан был на ощупь холодным и гладким. По его поверхности пробегала едва заметная пульсация. Тео приложил свой указательный палец рядом с пальцем Жас. Карандаш в другой его руке в ожидании навис над пачкой бумаги.
Минерва все еще колебалась.
– Ева. Ты уверена?
– А кто вечно твердил мне, что нужно бороться с призраками собственного разума, разве не ты? – горько засмеялась старшая.
Минерва приложила палец к стеклу и замкнула четверку.
Свечи мигнули. Повеял ветерок и принес запахи. Сумбур запахов. Парафин свечей. Ландыш – это духи Евы. Восточные благовония – так пахнет Минерва. Эвкалипт, мед, корица и дубовый мох одеколона Тео. Все смешалось, и Жас опять провалилась в прошлое. Горящее дерево. Пепел. Запах плесени. Проходили годы. Она неслась сквозь туннель из запахов. Дальше… Дальше…
– Кто здесь? Здесь есть кто-нибудь? – срывающимся голосом спросила Ева.
– В точности так спрашивал дедушка, – шепнула Минерва, глядя на старшую сестру почти благоговейно.
– Здесь есть кто-нибудь, кроме нас четверых? – повторила Ева. Ее голос звучал теперь немного тверже.
Стакан не шелохнулся.
Ева задала вопрос еще раз. Теперь уже почти торжествующе. Как доказательство собственной правоты.
Тео и Минерва не отводили от доски глаз.
Заданный в четвертый раз вопрос звучал пронзительно и резко. Теперь Ева насмехалась:
– Есть здесь кто-нибудь, кроме нас?
Стакан так и остался на краю доски. Евин рот искривила ухмылка.
