– Вот снова тот же персонаж. Заходит в пещеру, так же, как мы. Ведет нас, зовет за собой все глубже.
Жас достала телефон. Связи не было, но вспышка работала исправно, и ей удалось сделать несколько фотографий.
– Видишь вон тех рогатых кентавров? Они как бы наособицу: ни с нашим героем, ни с окружающими его людьми. Такое впечатление, что кентавры приставлены охранять. Или сторожить?
У многих рисунков нижняя часть отсутствовала. Жас присмотрелась. По стенам шла неровная линия, ниже которой изображений не было. А потом она вдруг поняла, что это такое. И вслух удивилась:
– Почему же они делали росписи, зная, что во время прилива море их смоет?
– Ну, может, в те времена вода не поднималась так высоко. Или еще что… За последние два тысячелетия рельеф берега сильно изменился.
В конце туннеля темнел узкий свод.
Тео прошел первым, Жас – за ним. Камни под ногами были неровными и скользкими. Прилив до этого места точно доходил.
Здесь было оглушающе тихо и холодно; только под ногами хрустели кости, и где-то вдалеке неспешно капала вода.
Фонарь Тео высветил помещение с низким потолком, едва ли в рост среднего человека. Тео приходилось сгибаться, но у Жас над головой еще оставалось вдоволь свободного места.
Здесь было только одно изображение человека-кота: он понуро стоял на коленях перед более крупным существом, получеловеком-полуоленем, и тот поливал его водой.
– Похоже на ритуальное очищение, – заметила Жас.
Она шагнула в центр комнаты; здесь в полу было выдолблено углубление, облицованное бледно-желтыми переливчатыми раковинами. По краю оно оказалось выложено плоскими овальными камнями, немного напоминающими камни с одинаковых рисунков, которые они с Тео нарисовали в клинике.
– Видишь: та же ритуальная купальня, что и на рисунке.
Больше смотреть было не на что, поэтому они прошли в следующее помещение анфилады. Здесь звуки капели слышались отчетливее. Жас шагнула вперед и почувствовала себя будто под сводами собора. Потолки со свисающими сталактитами – высотой в три человеческих роста, не менее. Двойной ряд гигантских каменных монолитов вел к центру помещения, образуя широкий проход, завершающийся еще одним кругом камней. В центре круга на двух кубических опорах покоилась каменная плита. Конфигурация напоминает Стоунхендж, подумала Жас, и древние мистерии, которые никто так и не постиг.
Вода стекала по дальней стене, пахла солью и чуть-чуть серой. Они двигались по кругу и сейчас подошли ко входу? Или где-то в толще скал есть собственный источник влаги?
Фонарь создавал около себя светлый круг, но темнота была такой густой, что трещины в стенах и дальние углы оставались в нерассеиваемой тени.
Жас сосредоточилась на той части зала, которую освещал луч фонаря: правая стена, и на ней – еще несколько рисунков в черных, коричневых и охряных тонах.
– Здесь он тоже есть, – пробормотала она. – Получеловек-полукот.
Тео заглянул ей через плечо. Он стоял так близко, что сквозь сырые запахи гробницы пробивался аромат его одеколона.
– Здесь его, похоже, вытерли… потом одели… а вот здесь его украшают бусами и перьями.
Считывая историю с изображений, они двигались вдоль стены. На следующей картине женщины подносили существу новые блюда с пищей. Еще дальше – опять кормили его.
Они дошли до дальнего угла зала; из трещин под сводами пещеры изливалась вода; она стекала вниз и наполняла глубокий ров. На лицо попадали брызги. Здесь пахло водой. Не морской – водой из озера или реки.
– Откуда она течет?
Тео пожал плечами:
– Я не знаю, куда мы забрались и что на поверхности над нами.
Ручей рассекал помещение надвое; вода струилась по наклонному полу и уходила во второй ров, окружающий самый большой монолит.
Жас присела на корточки. Многие столетия вода обтачивала стенки русла, и теперь они были гладкими, как фарфор. Пальцы коснулись потока, и в голове вспыхнуло воспоминание. В другом месте, в другое время – она это уже делала. Воспоминание было ярким, живым – и чужим. Словно кто-то описал эту сценку, подробно, с деталями, а она почему-то решила, что это произошло с ней.
– Смотри-ка, Жас… Иди сюда, – позвал Тео с другой стороны.
Его фонарь высветил глубокую нишу. Внутри находилась каменная глыба, темнее окружающей породы – почти черная. Школьницей Жас бывала на экскурсиях в музее естествознания, видела метеориты. Глыба напоминала те сплавленные куски породы, которые падают на Землю из Пояса астероидов между Марсом и Юпитером.
Скругленной формы, с матово светящейся стеклянистой поверхностью, рябой от вмятин. Жас даже вспомнила название: «Отпечаток большого пальца» – вот как это называется. Некоторые выбоины были настолько глубоки, что создавали как бы отдельные гнезда. И эти гнезда не пустовали.
Тео засунул в углубление руку и вынул статуэтку кентавра – точь-в-точь как на стенной росписи. Грубо и неуклюже обработанную, но странно притягательную.
Чтобы удобнее было держать фигурку, он повернул фонарь, и луч света на мгновение выхватил углубление из темноты.
– Погоди. Там что-то еще.
Жас засунула руку поглубже и вытащила какой-то предмет неопределенно белого цвета.
– Кость. Очень старая.
– Человеческая?
Жас кивнула. Она вспомнила парижские подземелья, где рассыпа́лись в прах останки шести миллионов человек, украшая пещеры жутким узором смерти.
– Человеческая… Да.
– Здесь есть еще.
Тео освещал одну нишу за другой. Потом протянул ей фонарь и вынул несколько фигурок.
– За каждой из этих тоже лежит кость. Ты что-нибудь понимаешь?
– Полагаю, это статуэтки богов и воинов. Они охраняют кости. Стоят на страже.
– Скелет разобран на части?
Она посмотрела внимательнее.
– Нет. Здесь везде – крестцовые кости. У человека в скелете только одна такая. Крестец – основание позвоночного столба; в древних культурах он играл особую роль. Римляне называли его os sacrum, «священная кость». Греки – hieron osteon, что означает то же самое. Некоторые верили, что можно достичь просветления, если удастся разбудить духовную энергию, которая накапливается в крестце. Йоги утверждают, что такое пробуждение энергии подобно воскрешению.
– То есть они связывали крестец с идеями реинкарнации?
Жас замялась. Идеи перерождения, переселения душ, круговорота жизни в колесе кармы преследовали ее везде, куда бы она ни поехала. А началось все летом в Париже…
– Да. В мертвом теле крестец последний подвергается разложению, и древние полагали, что здесь расположено то ядро, с которого начинается возрождение тела в загробном мире.
